мушкеты славные, легкие, прикладистые, не хуже люттихских.
     Семисадов покуривал в стороне. Иевлев негромко спросил Резена:
     - Что венецианец?
     - А  все  то же! - ответил Резен. - С утра закричал мне, что непременно
надо быть ему в городе...
     Несмотря  на  то,  что  они говорили по-немецки, Сильвестр Петрович еще
понизил голос:
     - Не пускай, пусть хоть как шумит...
     - Не  пускаю!  Только  так  долго продолжаться не может. Раз не пустил,
еще не пустил, потом тоже не пущу...
     - Ко мне вели идти, ежели крик поднимет... Пошли, боцман!
     Семисадов  улыбнулся  -  один  опирается на палку, другой на деревянной
ноге...
     - Чего больно весел? - спросил Сильвестр Петрович.
     - Посмотрел на вас да на себя. Вот и вы с палкой...
     - Ништо!  -  сказал  Сильвестр Петрович. - Шведа одолеем, тогда и палку
брошу...
     На   крепостных   стенах   скрипели  немазаные  блоки,  пушкари  цепями
втаскивали  наверх  коробы с ядрами для пушек, чугуны с пороховыми зарядами,
лафеты.  Стрельцы  меняли  караулы  на  угловых  крепостных башнях, по двору
грохотали  телеги  с  камнем,  с бревнами, с досками. Бородатые каменщики из
Соли-Вычегодской,  плотники и столяры из Мезени, кузнецы из Вятки, землекопы
из     Устюга,    Тотьмы,    из    деревень    и    погостов,    рыбаки    и
промышленники-зверовщики  били  сваи,  выводили  бойницы,  ставили  надолбы,
мазали  печи  под крепостными стенами, чтобы на тех печах варить смолу, жечь
ею  неприятеля.  Мастеровые  люди  из  Архангельска  здесь  же, в крепостном
дворе,  чинили  и ковали наново крюки для абордажного бою, копья, шестоперы,
точили  матросские  ножи,  сабли,  палаши.  Из  Пушечного  двора на лодьях и
карбасах  без  конца  везли  все,  что  там  было: старое и новое, ломаное и
целое. Все приводили в порядок, - сгодится в грядущем сражении...
     В   известковой  пыли,  в  скрежете  пил,  в  грохоте,  здесь  же,  под
крепостными   стенами,   поблизости   от   своих  мужиков,  женки  укачивали
ребятишек,  кормили  их  похлебкой,  сваренной на тех же кострах, на которых
мастеровые лили свинец и олово, пели младенцам невеселые песни:

                Бай-бай, да еще бог дай,
                Дай поскорее, чтоб жить веселее,
                Бай да люли, хоть сегодня помри,
                Завтра похороны...
                Хоть какой недосуг,
                На погост понесут;
                Матери опроска,
                И тебе упокой,
                Ножечкам тепло,
                И головочке добро.

     Семисадов покачал головою, прикрикнул:
     - Чего поешь, дурья голова!
     - А ты меня не учи! - злобно ответила женка.
     Семисадов сказал Иевлеву негромко:
     - Намучился  народишко,  Сильвестр  Петрович. Покормить бы получше, что
ли?
     - А  где  взять  харчей-то? - спросил Иевлев. - В море рыбари не ходят,
народ весь на работы согнан, во всей округе не пахано, не сеяно...
     - Помирают  много,  -  опять  сказал Семисадов. - Лихорадка бьет, цынга
тож. Кто занемог - на корье не больно поправится...
     Сильвестр  Петрович  сжал  зубы,  шел,  не оглядываясь на Семисадова. У
амбара с воинскими припасами сказал:
     - Зайдешь  ко  мне  в  избу  попозже,  я  денег  дам, в Архангельске на
торжище купишь требухи. Посвежее ищи. Щей наварят трудникам...
     Семисадов угрюмо ответил:
     - Разве  сим  поможешь,  Сильвестр  Петрович?  Ну день, ну два, а далее
что? Опять голодуха? Вор на воре сидит, вором подпирается...
     - Вешать  будем!  -  сказал Иевлев. - Головы ворам рубить. Нам нынче не
до  шуток!  Ежели  человек  такой  нашелся, что работных людей обворовывает,
петлю ему на шею, и весь сказ...
     Он  вынул  из  кармана  большой ключ, велел караульщику отойти, отворил
тяжелую  дверь.  Семисадов  свистнул  в  два  пальца,  по  свистку  прибежал
амбарный  приказчик.  Стали мерять оставшийся воск. Покуда меряли, Семисадов
сказал:
     - Всякого-то  не  вздернешь на сук, Сильвестр Петрович. Который поплоше
да  грошами ворует - того вздернуть дело нехитрое. А вот который на каменные
палаты золотом гребет - как его ухватить? Скользкий, небось...
     - Ты про что? - спросил Иевлев.
     - Сами знаете...
     - Больно  разговорчив стал, боцман! - сказал Сильвестр Петрович. - Язык
долог...
     - Народ говорит, не я один! - усмехнулся Семисадов.
     - Хватит! - приказал Иевлев.
     Семисадов  замолчал.  Лицо  его  стало  замкнутым. Когда Иевлев ушел из
амбара и шаги его затихли вдалеке, приказчик сказал шепотом:
     - Как  бы  воеводу нашего, прости господи, не зашибли ненароком. Лютует
народишко повсюду...


3. ЕЩЕ ШПИОН!

     Крепостные  караулы  стояли  вверх  и вниз по Двине на протяжении всего
острова  Лапоминского,  на котором строилась цитадель. В тылу крепости, там,
где  раскинулись  топкие  болота,  в  гнилых  низинах,  Иевлев  распорядился
выстроить  две  караульные  вышки.  Там  круглосуточно  дежурили  солдаты, с
которыми  проходил учение Афанасий Петрович Крыков. Он же ведал всей охраной
постройки  цитадели  и  на  Лапоминском  острове и на Двине, где наряжен был
постоянный  караул  из  матросов,  имевших  четыре  удобные  для такого дела
ходкие  лодьи.  Чужих  к  крепости  не  подпускали  никого. Ежели кто шел на
веслах  водою,  приказывали  поднять  весла,  если  парусом  - издали давали
предупредительный  выстрел  -  стой!  На  крепостных карбасах, что возили из
города  кирпич,  бутовый  и  тесаный камень, железо, известь, глину, гвозди,
боевые  припасы,  были  малые  опознавательные  прапорцы,  но и прапорцам не
слишком  верили,  опрашивали  кормщиков  поименно, обыскивали груз, отбирали