Отчего  по  лесам  хоронитесь  - знать не хочу. Одно приказываю: становиться
всем,  кто  на  ногах  держится,  работать.  Есть  такие, что ремесла знают?
Плотники есть? Каменщики? Столяры? Шорники?
     Мужики молчали, исподлобья поглядывая на Иевлева.
     - Чего  с  ними  растарабаривать!  -  зло  крикнул Мехоношин. - Всыпать
каждому по сотне - шелковыми поделаются...
     - Еще  погоди  -  встретимся!  -  посулил  черный  мужик  Мехоношину. -
Попомнишь слова сии!
     Крыков подошел к Сильвестру Петровичу, сказал негромко:
     - Дозволь  мне  с ними, господин капитан-командор. Я сделаю. Тихо будет
и  все  как  надо.  Убери,  для  бога  ради,  поручика  Мехоношина  от греха
подальше...
     Иевлев  велел  Мехоношину идти отдыхать, сам прошел к частоколу. Крыков
сел  среди  мужиков  на  пиленые  доски,  драгунам  приказал  ехать за своим
поручиком,  от капрала принял ведомость, сколько числом взято беглых. Имен в
ведомости  не  было,  -  капрал  сказал,  что беглые имена свои открывать не
хотели.
     - Ладно, дело невеликое! - ответил Крыков.
     Уехал и капрал. Черный мужик - Молчан - подсел к Афанасию Петровичу.
     - Делай  как  скажу!  -  шепотом  приказал  ему  Крыков.  - На Марковом
острове  нынче ставить будем столбы, на столбах - вертлюги, на тех вертлюгах
-  цепи.  Цепями  перегородим  Двину  от  Маркова  до самой цитадели. Сбирай
артель,  всех, кто твои люди; сидите тише воды ниже травы, нынче же вас туда
облажу.  Там  вам  и  харчи  пойдут казенные и воеводским людишкам туда ходу
нет. Работайте по добру, понял ли?
     Молчан  кивнул,  сказал  тихо,  что  здесь,  почитай,  все свои - народ
добрый, верный, попались случаем, оголодали и деревней ошиблись.
     Крыков оглянулся на Иевлева, встал, крикнул Молчану:
     - Ладно!  Разговорчив больно! Иди да делай как сказано, не то с рваными
ноздрями отсюдова уйдете!
     Молчан ухмыльнулся и отошел к мужикам.
     - Покормить их надо бы! - сказал Иевлев.
     - Можно  и  покормить, а можно и голодных наладить! - ответил Крыков. -
Все можно.
     Сильвестр  Петрович  с  удивлением посмотрел на Крыкова, тот объяснил с
горечью:
     - Долго  у  нас  не живут, господин капитан-командор, да мы и не больно
об  том  печемся.  Один  помрет  - другого солдаты приведут, другой помрет -
третьего на цепи волокут...
     Иевлев положил руку на широкое плечо Крыкова:
     - Полно, капитан!
     - Чего полно?
     - Думай  об  сем  горьком  поменее.  Наше  дело воинское, забота наша -
присяга. Далее не гляжу.
     - Ой  ли? Да и выучился ли ты сам, господин капитан-командор, думать об
сем поменее?
     Иевлев, сделав вид, что вопроса не слышит, пошел в избу.


6. НЕДОРОСЛЬ МИМОЕЗДОМ...

     К  ночи  погода  испортилась:  небо  над Двиною и над городом заволокло
тяжелыми,   медленно   плывущими   тучами,   по  узким  улочкам  и  проулкам
Архангельска,  по  кривым  мостовицам, по ямам и колдобинам холодный морской
ветер  завертел  водяную  пыль,  захлопали  незапертые  ворота.  Иностранные
корабельщики на реке отдавали добавочные якоря...
     Сильвестр  Петрович,  хмурясь,  хлебал  рыбные  щи.  Перед ним на лавке
сидел  недоросль  лет  осьмнадцати  -  сытенький,  кругломорденький,  чем-то
напоминающий поросенка, рассказывал томным голосом:
     - В  том  славном  граде  Париже  я  более  двух  годов, почти что три,
обучался  шаматонству  и  иным  галантностям.  Да  в одночасье батюшка мой в
калужской  вотчине  от  желчной  колики  помре.  Пришлось возвращаться, вояж
немалый.  Для  некоторых  дел прибыл к Москве и нечаянным манером попал я на
глаза Петру Алексеевичу. О, господи...
     Иевлев косо взглянул на недоросля.
     - О,  господи!  - повторил тот. - Сей же час было на меня топание ног и
иные  неучтивости,  дабы  без промедления возвращался я в Париж. Всегда он у
вас столь яростен?
     - Кто он?
     - Он, Петр Алексеевич.
     - Тебе,  молокососу,  он  государь  великий,  а  не  Петр Алексеевич, -
жестко сказал Иевлев. - Запомни покрепче, избудешь беду...
     Недоросль   поморгал,   склонил  с  покорностью  голову  набок,  сложил
припухлые губы сердечком. Иевлеву стало смешно.
     - Величать-то тебя как?
     - Василий, сын Степанов Спафариев.
     - Из греков, что ли?
     - Вотчина  наша,  сударь,  под  Калугою,  сельцо  Паншино, да Прохорово
тож...
     - Один ныне едешь?
     - С денщиком, сударь.
     - Незадача тебе. От нас-то ныне дороги нет. Ждем здесь шведа.
     - Для чего ждете? - спросил Спафариев.
     - В гости.
     - Неужто?
     - Да  ты,  братец,  не  полудурок  ли?  -  с  серьезной  миной  спросил
Сильвестр Петрович.
     - Многие  таковым  меня  почитают,  -  нисколько не обидевшись, ответил
дворянин.  - Да я-то не прост, свой профит вот как понимаю. Батюшка покойник
в  давние времена иначе, как полудурком, меня и не называл; что греха таить,
сударь,  почитай  до  тринадцати  годов  штаны-то  мне  не  давали, в халате
голубей  гонял,  ну  а с возрастом и батюшка ко мне переменился. Ты, сказал,
Васька, хитер безмерно...
     Иевлев  молчал,  вглядываясь в дворянина, в безмятежные его голубенькие
глазки,  в  бровки  домиками, в розовое лицо, так и дышащее сытостью, добрым
здоровьем, безмятежным спокойствием.
     - Иные  недоросли  за море боялись ехать, - продолжал Спафариев, - а я,
сударь,  по чести скажу - нисколько не боялся. На Руси нынче как говорят? На
Руси,  говорят,  жить  -  значит  служить.  А  служить,  так  и голову можно
сложить.  Некоторые  сложили, живота лишились. Я и рассудил скудостью своей: