бирку.   Только   тогда  судно  допускалось  к  берегу.  Здесь  тоже  стояли
матросы-караульщики    в    вязаных   шапках,   при   палашах,   строгие   и
неразговорчивые.
     Карбас  воеводы  подошел  к  Лапоминскому  острову незадолго до вечера,
когда  барабаны  в  крепости  уже  пробили  смену  работным людишкам. Издали
лекарь  Лофтус  ничего  особого  не  приметил: цитадель большая, с выносными
бастионами,  с  боевыми  башнями, на одной из которых уже развевался, щелкая
на  ветру,  морской  флаг.  Далее  за  березками виднелся подъемный мост, по
которому  сновали  плотники  с  топорами и откуда доносились удары молотов -
кузнецы  натягивали  железные  цепи.  Более  ничего Лофтус увидеть не успел,
потому   что  матрос-караульщик  без  всякой  вежливости  взял  его  грубыми
пальцами за нос и повернул ему голову в другую сторону.
     - Туды  гляди,  - велел он со смешком. - А на крепость глядеть нечего -
оскоромишься!
     Лофтус топнул ногой, закричал, матрос спокойно пригрозился:
     - Лаяться будешь, неучтивец? В трюм посажу, там прохладнее...
     Лекарь  замолчал.  Над  Двиною  пищали  комары, больно кусались. Карбас
медленно  покачивался  на  воде,  с цитадели донесся звук трубы, потом опять
все затихло.
     - Долго вы меня будете тут держать? - спросил лекарь.
     - А разве дело твое спешное? - участливо спросил матрос.
     Лофтус  воодушевленно  объяснил,  что  дело крайне спешное, на цитадели
много  недужных,  надо  их  по-христиански пожалеть, облегчить им страдания.
Кроме  того,  есть  на  цитадели человек именем Никифор - великий страдалец.
Князь-воевода велел помочь...
     - Жалеете  вы  нашего  брата,  как  же!  -  сказал  матрос.  -  От  вас
дождешь...
     Кругом  засмеялись  недобрым смехом. Лофтус прижал руки к груди, сказал
текст из священного писания - о добре.
     - Заткнул бы глотку! - посоветовал ему кто-то грубым голосом.
     Лекарь  обиженно  замолчал,  щелкая комаров на шее и на щеках. Всю ночь
провел  он  под арестом в деревянном балагане, построенном над самой Двиной.
Хотелось  пить,  но  водой  из  ушата,  стоящего на лавке, лекарь брезговал.
Хлеба,  что  ему  принесли, он тоже есть не стал. Другие, что были задержаны
караульщиками,  поели  хлебушка, попили водицы и полегли спать. Лекарь же не
спал,    шепча    под   нос   оскорбления,   которые   скажет   он   наглому
капитан-командору. Но оскорбления высказать не удалось.
     Утром  его  вывели к офицеру. Капитан-командор, садясь в карбас, сказал
ему,  что  здесь  лекарю  делать  нечего, что иноземцев он сюда не пустит ни
одного  и  чтобы  лекарь  забыл  сюда  путь на веки вечные под страхом лютой
смерти.
     - Но  сам  князь-воевода  направил меня к вашей милости! - по-английски
воскликнул Лофтус.
     - Здесь я начальник! - по-русски ответил Иевлев.
     - Воевода - начальник над вами.
     Офицер промолчал, с усмешкою глядя на Лофтуса.
     - Я должен быть в крепости.
     - Вы  не  будете в крепости. Уезжайте и забудьте сюда дорогу, иначе вам
будет вовсе худо...
     И  офицер  повернулся  к  мужикам, которые ночевали вместе с Лофтусом в
балагане.  Мужики  поклонились  низко, офицер велел их отпустить. Лекарь все
еще не двигался с места. Тогда офицер сказал:
     - А ну, ребята, подсадите его в карбас!
     Два  матроса  огромного  роста  подошли к нему, взяли за плечи. Лофтус,
потеряв  власть  над  собой,  извернулся,  хотел драться. Тогда его толкнули
шибче.  Парик  с  него  слетел,  матросы  и  мужики громко хохотали. С башни
цитадели бесчестье лекаря видел инженер венецианец Георг Лебаниус...
     - О,  нравы  московитов! - сказал он позже Резену. - Как они поступили,
эти матросы, с бедным лекарем, прибывшим сюда из милосердия.
     Егор Резен прищурил глаза, сказал насмешливо:
     - Тут,  господин  Лебаниус,  что  ни иноземец, то шпион. Подождите, еще
головы полетят с плеч, истощится у русских терпение...
     Венецианец  пожал  плечами.  Егор  Резен  беззаботно мурлыкал песенку о
двух  любящих  сердцах, мерил циркулем расстояние от главного пушечного вала
до фарватера реки, говорил будто между прочим:
     - Удивления  достойна человеческая натура. Чуть что, готовы мы всячески
поносить  дикость  нравов  московитских,  но кто из нас удивляется тому, что
торгуют  просвещенные  наши  европейцы  душами  человеческими? Давеча вы, на
рассказ  мой  о  страданиях  и  муках  того  галерного пленника, что лежит в
гошпитале,  изволили  выразиться,  что  не  видите в судьбе его ничего особо
примечательного;   повесть   о   торговле   неграми,   которую  изложил  вам
капитан-командор,  ничем вас не поразила. Но что вытолкали взашей отсюда еще
одного праздношатающегося лекаря - удручает ваше сердце...
     Резен  опять засвистел, поставил номера пушек на валу, перебелил чертеж
и,  позабыв  его на столе, вышел на крепостной двор. Венецианец поглядел ему
вслед,  заглянул  в  чертеж,  подумал,  вынул  из  кармана записную книжку в
толстом  свиной  кожи  переплете  и,  держа  ее в руках, стал делать заметки
гусиным  пером.  В  это  мгновение  Резен  неслышно  появился в низком окне.
Венецианец  не  заметил,  не  ждал  его  оттуда. Резен смотрел долго, поджав
губы,  сложив  руки  на  груди,  смотрел до того времени, пока венецианец не
спрятал книжку.
     Погодя,  он  спокойно  вошел  в  горницу,  сел на лавку, вытянув ноги в
рыбацких  бахилах,  и  стал набивать глиняную трубку черным крепким табаком.
Венецианец чертил опускной механизм для цепного цитадельного моста.
     - Дайте-ка  мне  вашу  книжку  в  переплете  из свиной кожи! - спокойно
сказал Резен.
     Венецианец стал бледнеть.
     - Мне нужна ваша книжка! - повторил Резен.
     Венецианец  выронил  угольник,  лицо  его сделалось пепельным. Иевлев в
дверях сказал кому-то, кто пришел вместе с ним:
     - И под окошко караульного поставь. Чтоб никто сюда не ходил!
     Инженер  упал  на колени. Он трясся и долго не мог выговорить ни одного
слова.  Сильвестр  Петрович  не  торопил  его,  ждал.  Егор Резен курил свою
трубку, глядел в сторону.
     - Пушечный  мастер  Реджер  Риплей  принадлежит  к вашему сообществу? -
спросил Иевлев.
     - Я и он - да! - сказал венецианец. - Он и я.
     - Кто стоит над вами?
     - Того нет. Он уехал и не вернулся.
     - Лекарь Дес-Фонтейнес?