Пословица


                                           Идут убийцы потаенны,
                                           На лицах дерзость, в сердце страх

                                                                      Пушкин


ГЛАВА СЕДЬМАЯ


1. ПЕРЕД ПОХОДОМ

     На  Стокгольмском  рейде  корабли  эскадры приняли добавочный балласт -
чугунные  брусья  и  битый  камень  сотнями бочек. Когда балласт был уложен,
малые  грузовые  суда  стали возить питьевую воду. Лекарь эскадры, попыхивая
трубкой,  подсыпал  в  каждую бочку совок извести - чтобы вода не загнила во
время длительного похода.
     В  ахтерлюки  матросы  сваливали  провизию  - солонину, масло и уксус в
долбленых  деревянных  бутылях,  копченые  тощие,  жилистые  туши овец, кули
сушеной   рыбы,  горох,  соль.  В  брот-камеру,  обшитую  свежими  сосновыми
досками,  сверху,  из  люка сыпали жесткие с соломой морские сухари, пахучие
солодовые  лепешки. В винный трюм спускали на канатах бочки с хлебной водкой
-  для  раздачи  на  походе  королевской  чарки. Эконом-содержатель по счету
принимал  матросские  бачки для супа, чугунные котлы, кружки, весы с гирями,
черпаки, оловянные блюда, посуду для офицерского стола.
     В  адмиральский  и  офицерские погреба буфетчики торопясь ставили в лед
устрицы,  свежую  рыбу, развешивали на деревянные гвозди дичь, вяленые седла
козули,  кабаньи  окорока, уток, гусей, кур. Здесь же корабельные констапели
складывали  оружие  и пороховые запасы, которые могли потребоваться офицерам
на случай матросского бунта.
     Боцманы,  срывая  хриплые глотки, командовали укладкой сменных запасных
канатов,  кабельтовых  перлиней,  буйрепов,  вант-тросов. Под нижней палубой
считали  запасные  комплекты  шлюпочных  весел, шестов, вымбовок. Нок-тали и
гинцы  со  скрипом  спускали  в  фор-люки  кораблей  смолу, гарпиус, гвозди.
Плотники  и  конопатчики, повиснув над водою в своих "беседках", в последний
раз  загоняли  в пазы шерсть и паклю, стуча деревянными молотками и распевая
песни.
     На   "Злом  медведе"  принимали  дополнительно  артиллерийский  припас:
фитили,  ломы,  ганшпуги,  прибойники, клинья, блоки. На флагманском корабле
"Корона"  парусиной  обносили загородку между грот- и фор-люками: здесь, где
полагалось  бы быть лазарету, печально мычали коровы, блеяли овцы, кудахтали
куры.  На  "Справедливом  гневе",  по  приказанию  шаутбенахта, меняли пушки
средней  батарейной  палубы.  Штурманы эскадры в последний раз перед дальним
походом  проверяли  карты  атласа  "Зеел",  что  значит  -  факел,  смотрели
флагдук,   склянки,   лоты,   лаги,  лини.  По  особому  секретному  приказу
шаутбенахта   корабли  должны  были  иметь  английские  и  датские  флаги  в
запечатанных мешках - впредь до уведомления, как с ними поступить.
     Ярл  Эрик  Юленшерна  -  флагман  эскадры  - ежедневно по нескольку раз
объезжал  на  своем вельботе все корабли. Его сопровождали капеллан эскадры,
флаг-офицер  и  два  наиболее  свирепых профоса - палачи. К полудню, обычно,
шаутбенахт  менял  перчатку  на  правой  руке:  тонкая лайка не выдерживала,
шаутбенахт  бил  людей  по  своей манере - кулаком снизу вверх, в рот, чтобы
провинившийся вместе с кровью выплюнул и зубы.
     С  утреннего барабана до вечерней зари на баках кораблей свистели розги
и  английские  линьки  -  веревки  с  узлами,  вымоченные  в  соленой  воде.
Полумертвых от порки матросов поили водкой и пороли дальше.
     Люди  выбивались  из  сил,  падали  на  трапах,  на палубах. Шаутбенахт
никогда  никого  не  хвалил, ему все не нравилось, с каждым днем он хмурился
все  больше  и  наказывал  людей  все  жестче.  К концу недели на "Ароматном
цветке"   матросы,   обессилевшие   от   непосильной   работы,   потребовали
воскресного  отдыха. Шаутбенахт велел выпороть каждого третьего, а зачинщика
-  до смерти. Капеллан эскадры отправился на шлюпке исповедовать и причащать
приговоренного.
     Совет  капитанов  эскадры был назначен тайно ночью на "Короне", где ярл
Юленшерна  держал  свой  флаг.  Капитаны  линейных  судов,  фрегатов  и  яхт
прибывали  по  одному,  без  своих  офицеров,  отвечали  вахтенным  у трапов
условленным   паролем   и   рассаживались  в  адмиральской  каюте  с  плотно
занавешенными   окнами.   Кают-вахтер  в  мягких  туфлях  подавал  капитанам
раскуренные  трубки,  кают-юнга  наливал  желтое  ячменное  пиво  в глиняные
кружки.  Капитаны,  эконом  эскадры,  капеллан,  полковник  Джеймс - курили,
мочили   усы   в  пивной  пене,  опасливо  прислушивались  к  тому,  как  за
переборкой,   в   своей  спальне,  убранной  золочеными  кожами,  кашляет  и
отплевывается  шаутбенахт  Юленшерна.  По  кашлю  было  понятно, что флагман
недоволен,  более  того  - зол. Приглашенные на совет робели, как мальчишки.
Ярл  Эрик  Юленшерна  издавна  внушил  страх всем, кто когда-либо плавал под
королевским флагом - золотой крест на синем поле.
     Небольшого  роста,  сухой,  с  морщинистым  желтым  лицом,  он вышел из
спальни  вместе  с  боем часов, коротко поклонился, сел в зеленое сафьяновое
кресло.  Бесшумно  ступая, кают-вахтер подал ему коньяку, кают-юнга в это же
мгновение  поставил чашку кофе. Шаутбенахт размешал ложечкой сахар, медленно
обвел  взглядом  лица  своих  капитанов,  опаленные  порохом,  изрубленные в
абордажных   боях,  дубленные  ветром  Балтики,  Немецкого  моря,  холодного
океана.
     Капитаны  притихли  совсем.  Шаутбенахт  позвонил  в колокольчик, велел
флаг-офицеру   убрать   кают-вахтера  и  кают-юнгу,  поставить  возле  трапа
адмиральских  покоев  двух солдат с мушкетами, никого не пускать на галерею,
что  расположена  на  корме  за  окнами  его  каюты. Флаг-офицер ушел. Опять
наступило  молчание.  В тишине было слышно, как посвистывает ветер в море да
скрипят якорные канаты в клюзах.
     - Я недоволен, - внезапно произнес шаутбенахт.
     Капитаны молчали.
     - Я  крайне  недоволен! - тоном выше сказал Юленшерна. - Мы разучились,
черт  возьми,  молчать.  Мы  стали  болтливы, как женщины. Весь Стокгольм от
ребенка  до старухи знает, что в ближайшие дни экспедиция направится в город
Архангельск.  Всем  известно,  что  мы  ищем шхиперов, знающих фарватер реки
Двины.  Корабли,  которые  вооружались в Гетеборге и в Кальмаре, известны не
только  шведам,  но  и иностранцам. Известны даже имена капитанов, шхиперов,
главных  артиллеристов;  известно,  каковы  наши  запасы  пороха, сколько мы