какому-либо основанию трудового коллектива (то есть коллектива, выбившего себе
дополнительные, хотя и полагающиеся по нормам льготы) вызывало обычно
напряжения в других коллективах и провоцировало бунты на других участках
производства.

Бунты были обычным явлением на производстве в годы застоя и локализовались
либо частичным удовлетворением требований бунтующих, либо репрессиями против
них - увольнениями с работы, расформированием бригад и производственных
участков и т.п. Для ликвидации бунтов были обычны такие действия как повышение
расценок, изменение норм выработки, предоставление социальных благ, усиление
льготности при предоставлении социальных гарантий, а также локальное изменение
условий труда - предоставление спецодежды, моющих средств, средств малой
механизации и т.п. Весьма эффективным средством подавления бунтов являлось
устранение тем или иным образом неформальных лидеров - их увольнение или
создание выделенного социального статуса, при котором его действия уже не
могли оказывать влияния на ход бунта.

Бунты обычно предшествовали стачке, то есть такой форме социального протеста,
при котором отдельные трудовые коллективы, связанные по времени и месту работы
(не только по технологическим цепочкам) прекращали работу и выдвигали
согласованные претензии к вышерасположенным уровням управления. В отличие от
бунта, в стачках принимали участие линейные и функциональные руководители, а
лидерами-организаторами, как правило, становились люди, занимавшие места
профсоюзных или партийных функционеров или активно включенный в
торгово-обменные отношения и занимающийся теневой экономической деятельностью,
причем одно не исключало другое. Стачки были результатом неудачного
административного торга между организационными формами, в которых
объективировались технологические цепочки, с одной стороны, и партийными (в
основном) органами управления, с другой.

Требования участников стачки были направлены вверх по иерархии управления и
ориентировались на перераспределение социальных благ и гарантий. В них
фиксировалось недоверие к руководителям предприятий и организаций, к лидерам
территориальных парткомитетов и других общественных организаций. Однако, в
отличие от бунтующих, участники стачек формулировали и требования,
ориентированные на содержание технологических и экономических процессов и
отражающих те проблемы, с которыми сталкивались в своей деятельности линейные
и функциональные руководители. Это проблемы снабжения и формирования разного
рода фондов, распределения имеющихся средств и материалов, приоритеты в
формировании очередей и кадрового корпуса управляющих.

Как правило, стачки возникали на предприятиях, где локальные группы (бригады,
отряды, и т.п.) размещены в пределах пешеходной доступности и где по самому
режиму работы, диктуемому технологиями, разные группы рабочих вынуждены тесно
контактировать. Обычно стачкам предшествовали бунты, однако были случаи (как в
горнодобывающей промышленности), когда стачки возникали без предварительных
бунтов из-за того, что навыки согласованных действий были приобретены в ходе
самого производственного процесса.

Стачка, в отличие от бунта, гораздо с большим трудом поддавалась локализации,
поскольку обычно средств для удовлетворения требований бастующих в
распоряжении предприятия не хватало. Маневрирование ресурсами для
удовлетворения требований стачечных комитетов было ограничено ресурсами
предприятий, и для того, чтобы смягчить трудовой конфликт, должны были
привлекаться средства территориальных органов управления или отраслей
народного хозяйства, в состав которой входило предприятие или организация.

Неудовлетворение требований людей, вступивших в трудовые конфликты типа
стачки, как правило приводило к перерастанию их в забастовки. Забастовки, в
отличие от стачек, включали в себя не только рабочих, линейных и
функциональных специалистов, но и руководителей предприятий и организаций,
противопоставляющих себя вышерасположенным уровням управления. Во главе
забастовки, как правило, оказывался неформальный политический лидер, тем или
иным образом включенный в иерархии партийного или советского управления. Тем
самым, скрытый торг между начальниками и подчиненными становился публичным.

Организаторы забастовок были своего рода диссидентами, отстаивавшими
собственные оригинальные взгляды на место и роль советского и партийного
аппарата управления. Существенно, что эти люди до своего включения в рабочие
движения обычно привлекались к партийной или уголовной ответственности за
хозяйственные нарушения или злоупотребления служебным положением, то есть
попадали в поле зрения контрольных и репрессивных органов как активные деятели
теневой экономики или функционеры во взаимообменных отношениях.

Требования забастовщиков, как правило, отражали проблемы и конфликты
деятельности руководителей предприятий и организаций - плохое снабжение,
низкий уровень обеспечения социальных гарантий, требования распределить фонды,
уменьшить контроль за деятельностью органов управления или вообще
ликвидировать отраслевые надстройки над предприятиями с передачей их в
подчинение местным органам власти, интересы которых представляют партийные и
профсоюзные лидеры - явные или неявные организаторы забастовок.

Забастовки, в отличие от стачек, охватывали несколько предприятий,
расположенных на территории одного административного ранга, или принадлежащих
к одной отрасли народного хозяйства. Для забастовки характерно использование
средств массовой информации, появление воззваний, специальных изданий, и
другие формы согласования действий и обмена опытом.

Забастовки, в отличие от стачки и бунта, были неразрешимы какими-либо методами
перераспределения национального богатства, так как удовлетворения требований
забастовщиков нарушало народно-хозяйственные балансы и неизбежно приводило к
общему падению производства. Как показывает опыт лета 1989 года, забастовки
можно было приглушить и смягчить, удовлетворив только те требования, которые
не нарушали принципов организации административного рынка.

Бунты, стачки и забастовки локализовались на одном предприятии. В том случае,
если движение социального протеста перерастало рамки отдельного предприятия,
то оно становится территориальным выражением социального протеста, которые в
существующей структуре управления принимало форму борьбы за автономизацию
территории от более высоких уровней территориального управления -