Не уводите отсюда все войско, господин чэн-сян!

     -- Мне самому хотелось бы оставить здесь войско, чтобы покарать Ма Чао, но
сейчас у меня слишком много дел в Чжунъюани, -- ответил Цао Цао. -- Да и юг
не покорен. Одним словом, я должен отсюда уйти. А вы не могли бы охранять
здешние земли?

     Ян Фоу с готовностью согласился и посоветовал назначить Вэй Кана на
должность цы-ши округа Лянчжоу. Цао Цао велел им расположиться с войском в
Ичэне и держать оборону против Ма Чао.

     Когда Цао Цао собрался уезжать, Ян Фоу сказал:

     -- Господин чэн-сян, в Чанане следовало бы оставить побольше войска, чтобы
оно могло помочь нам в случае необходимости.

     -- Я уже все предусмотрел, -- ответил Цао Цао. -- Вам не о чем
беспокоиться.

     Цао Цао и Ян Фоу распрощались.

     -- Господин чэн-сян, разъясните нам, -- обратились к Цао Цао его
военачальники, -- почему, когда Ма Чао удерживал перевал Тунгуань, а на
север от реки Вэйшуй не было дороги, вы не ударили из Хэдуна на Фынъи, а
оборонялись у Тунгуаня и только спустя много дней переправились на северный
берег и построили там лагерь.

     -- А потому, -- сказал Цао Цао, -- что если бы я пошел на Хэдун в то время,
когда Тунгуань был в руках у разбойников, они захватили бы все переправы
через реку и не дали бы нам возможности переправиться на западный берег.
Я стянул все войска к перевалу для того, чтобы отвлечь внимание противника
от реки. Вот почему Сюй Хуану и Чжу Лину удалось так легко переправиться на
западный берег. Потом я перешел на северную сторону, где мы соорудили ограду
из повозок, а затем ледяную стену. Враги сочли это за слабость и так
зазнались, что перестали остерегаться. А я, посеяв раздоры в их стане,
разгромил их в один день. Правильно говорится: "Когда гром грянет, закрыть
уши не успеешь". На войне все изменчиво, и одного пути быть не может.

     -- А почему вы, господин чэн-сян, радовались, когда узнавали, что врагу
подходят подкрепления? -- спросили военачальники.

     -- Потому что граница Гуаньчжуна отсюда далеко, -- ответил Цао Цао. --
И если бы враг закрыл все проходы в горах, одолеть его невозможно было бы
и за два года. Я радовался еще и потому, что разбойники собрались в одно
место и мне легче было посеять между ними распри.

     -- О господин чэн-сян! -- воскликнули военачальники. -- Вы мудры! Равного
вам нет в мире!

     -- В этом не только моя заслуга, -- возразил Цао Цао. -- В своих действиях
я полагался также на вашу ученость и военное искусство.

     Он щедро наградил военачальников, оставив Сяхоу Юаня в Чанане, а сдавшихся
ему воинов распределил по разным отрядам.

     Сяхоу Юань посоветовал Цао Цао назначить на должность начальника города
уроженца Гаолина по имени Чжан Цзи. Они вместе остались охранять Чанань, а
Цао Цао возвратился в столицу.

     Император Сянь-ди выехал в своей колеснице за город встречать Цао Цао. Он
пожаловал Цао Цао исключительное право во время аудиенций обращаться к нему,
не называя предварительно своего имени. Когда его вызывал Сын неба, чэн-сяну
разрешалось входить во дворец неторопливо, а не бегом, как по этикету
полагалось другим, и появляться в дворцовых залах обутым и при мече, что в
старину разрешалось только одному Ханьскому чэн-сяну Сяо Хэ.

     С тех пор слава Цао Цао стала греметь по всей Поднебесной. Дошла эта весть и
до Ханьчжуна, возмутив до глубины души тамошнего правителя Чжан Лу.

     Чжан Лу был родом из княжества Пэй. Когда-то дед его Чжан Лин удалился в
горы Хуминшань в Сычуани и писал там даосские книги, смущая и вводя в
заблуждение людей. Но народ его любил. После смерти Чжан Лина дело его
продолжал сын Чжан Хэн. Люди, изучавшие у него даосизм, обязаны были платить
ему по пять доу риса, за что в народе Чжан Хэна прозвали Ми-цзэй -- Рисовый
вор. Чжан Лу был сыном Чжан Хэна и наследовал ему. Обосновавшись в
Ханьчжуне, Чжан Лу стал именовать себя ши-цзюнем, а люди, приходившие к нему
учиться, прозывались гуй-цзу -- слуги дьявола. Старшие из них носили звание
возлиятелей жертвенного вина; а тем, кто обращал в даосизм наибольшее
количество людей, присваивалось почетное звание главного возлиятеля
жертвенного вина.

     От всех последователей даосизма требовалось лишь две вещи: вера в своего
господина и правдивость. Если кто-нибудь из них заболевал, они строили
алтарь и помещали больного в зале Молчания, где он обдумывал свои грехи.
После этого больной каялся в присутствии всех, и за него молились. Такими
молениями руководил надзирающий за возлияниями жертвенного вина.

     Порядок этой церемонии был таков: записывалось имя заболевшего, и читали его
покаяние, с которого потом делалось три списка, обращенных к трем главным
даосским духам. Один список клали на вершине горы для сообщения духу неба,
второй закапывали в землю для уведомления духа земли, а третий бросали в
воду для извещения владыки вод. Если больной выздоравливал, он платил пять
доу риса.

     Даосы построили также дома для странников, где всегда можно было получить
кров и пищу. Странники, заходившие туда, могли пить и есть сколько угодно, а
те, которые слишком жадничали, подвергались небесной каре.

     Нарушителей даосских законов прощали трижды, но если они не исправлялись, их
казнили.