дело тем и окончится,  что,  если  бы  после  передачи  обвиняемого  в  руки
коррехидора последний позволил себе присудить его к пожизненному  заключению
в какой-нибудь крепости Африки, Азии или Америки, а не к смертной казни, они
обратились бы со своими жалобами к государю и, может быть, даже пустили бы в
ход цензуры против коррехидора и привлекли бы его к  суду  как  виновного  в
противодействии мерам святого трибунала, в нарушение присяги  оказывать  ему
помощь и содействие и как покровительствующего еретикам. Итак, что же значит
это  лицемерное  притворство  в  заинтересованности  в  судьбе   несчастного
осужденного? Как понимать  указание  светскому  судье  обращаться  с  ним  с
добротой и милосердием? Достаточно хорошо известно, что все церковные  судьи
требуют одного и того  же,  когда  они  выдают  светской  власти  тех,  кого
придется осудить на смертную казнь, потому что им важно уверить, что они  не
принимают никакого участия в смерти обвиняемого,  их  ближнего,  и  что  они
таким образом не подпадают под кару за  неподобающий  поступок,  назначаемую
для священников, содействующих чьей-либо смерти. Но нельзя обмануть  Господа
этими  формулами,  противоречащими  тайным  сердечным   расположениям.   Св.
Августин молился в подобных  обстоятельствах;  отсюда  произошел  обычай,  о
котором я говорю. Но  этот  великий  святой  делал  это  чистосердечно  и  с
душевной искренностью, потому  что  он  думал,  что  преступление  ереси  не
заслуживает смертной казни и  что  достаточно  присудить  имевших  несчастие
совершить это преступление к простым денежным штрафам.


       Глава XXI

ИСТОРИЯ ДВУХ АУТОДАФЕ, СПРАВЛЕННЫХ ПРОТИВ ЛЮТЕРАН В СЕВИЛЬЕ


       Статья первая

АУТОДАФЕ 1559 ГОДА

     I. В то время как  в  Вальядолиде  делались  приготовления  ко  второму
аутодафе, 24 сентября 1559 года на севильской площади Св. Франциска справили
аутодафе, не менее громкое из-за сана некоторых  осужденных  и  сущности  их
дел. На нем присутствовали четыре епископа: коадъютор Севильи, епископы Луго
и  Канарских  островов,  случайно  оказавшиеся  в  этом  городе,  и  епископ
Тарасоны,  которого  король  уполномочил  пребывать  в  Севилье  в  качестве
заместителя  главного  инквизитора,  так  как  удаленность  глав  инквизиции
показалась  препятствием  для  выполнения  мер,  принятых  для   искоренения
лютеранства, делавшего здесь не меньшие успехи, чем в  Вальядолиде.  Епископ
Тарасоны дом  Хуан  Гонсалес  де  Мунебрега  вполне  был  знаком  с  формами
инквизиционного  судопроизводства,  потому  что   он   исправлял   должность
инквизитора  в  течение  нескольких  лет  в  Сардинии,  Сицилии,  Куэнсе   и
Вальядолиде.
     II. Инквизиторами Севильского округа были дом Мигуэль дель Карпио,  дом
Андрее Гаско  и  дом  Франсиско  Гальдо;  дом  Хуан  де  Овандо  представлял
архиепископа. Я делаю эти заметки для доказательства того, что  ни  один  из
этих судей не носил  фамилии  Баргас,  вопреки  утверждению  автора  романа,
озаглавленного Корнелия Бороркиа; я  вернусь  к  этому  произведению,  чтобы
доказать, что оно вполне заслуживает презрения.
     III. Аутодафе, о котором я буду говорить, было настолько  торжественно,
насколько оно могло быть в отсутствие принцев королевской  крови.  Оно  было
справлено  в  присутствии  членов  королевской  судебной  палаты,   капитула
кафедрального   собора,   нескольких   грандов   Испании,   большого   числа
титулованного и рядового дворянства, герцогини  Бехар  и  нескольких  дам  и
огромного количества служилого дворянства и народа. Двадцать один обвиняемый
был сожжен со статуей одного заочно осужденного, а приговорены  к  епитимьям
восемьдесят человек, большая часть которых была лютеране.  Я  упомяну  самых
значительных из них.
     IV. Появившаяся на аутодафе статуя представляла лиценциата Франсиско де
Сафра,  ружного  священника  приходской  церкви  Св.  Викентия  в   Севилье,
осужденного как еретик-лютеранин, уклонившийся  от  явки  в  суд.  Райнальдо
Гонсалес де Монтес дает немало подробностей биографии  этого  несчастного  и
множества других осужденных инквизицией, от  которой  он  сам  имел  счастье
ускользнуть. Я сравнил их с тем, что передано в записях  святого  трибунала.
Они показались мне точными в отношении сущности фактов и событий, хотя автор
везде показывает себя горячим ревнителем лютеранства,  которое  он  называет
истинным евангельским учением. Это заставляет меня думать, что на него можно
ссылаться как на человека точного и  достоверного  относительно  фактов,  не
найденных мною в архиве верховного совета, но только в  тех  случаях,  когда
дух партийности не затмевает у него уважения  к  истории.  Он  говорит,  что
Франсиско Сафра был очень начитан в Священном Писании и умел в течение очень
продолжительного времени скрывать свои лютеранские верования  и  даже  часто
был приглашаем  инквизиторами  для  оценки  тезисов,  на  которые  поступили
доносы, что дало ему возможность принести пользу многим лицам,  которые  без
этого счастливого обстоятельства не миновали  бы  осуждения.  Он  приютил  в
своем доме одну ханжу (beata), которая (будучи замечена среди  ей  подобных,
придерживавшихся нового учения) впала в такое безумие, что он был  принужден
запереть ее в отдельную комнату и укрощать ее неистовство и выходки  ударами
кнута и другими подобными средствами. Эта женщина, вырвавшись в  1555  году,
явилась к инквизитору и потребовала выслушать ее. Она донесла более  чем  на
триста человек. Инквизиторы составили их список. Франсиско Сафра был  вызван
и доказал, что нельзя верить доносу женщины, совершенно помешанной, хотя  он
сам  был  включен  в  список  как  один  из  главных  еретиков  {Региналъдус
Гонсальвиус  Монтанус.   Несколько   открытых   приемов   святой   испанской
инквизиции; под  рубрикой:  Оглашение  свидетельских  показаний  (publicatio
testium). С. 50.}. Так как святой трибунал не пренебрегает  ничем  из  того,
что может  направить  его  розыски,  то  по  этому  списку  принялись  очень
старательно наблюдать за поведением и убеждениями лиц, на  которых  поступил
донос, и арестовали более  восьмисот  человек,  которых  заключили  в  замке
Триана, где трибунал устроил свои заседания и тюрьму, а также  в  севильских
монастырях и частных домах, приспособленных для этой цели {См.: там  же  под
рубрикой: Хулиан Эрнандес.}. Когда я буду говорить об аутодафе 1560 года, вы
встретите эту помешанную женщину среди жертв вместе с  ее  сестрой  и  тремя
дочерьми. В числе этих  узников  был  и  Франсиско  Сафра,  но  ему  удалось
ускользнуть. Будучи осужден заочно, он был сожжен формально (в изображении).
     V. Первой из лиц, осужденных на сожжение, я отмечу  донью  Изабеллу  де
Баена, очень богатую севильскую  даму.  Ее  дом  снесли,  как  и  дом  доньи
Элеоноры де Виберо в Вальядолиде, и по тому же поводу: он служил храмом  для