лютеран.
     VI. Среди других севильских жертв следует отметить дона Хуана Понсе  де
Леона, младшего сына дона Родриго, графа Байлена, двоюродного брата  герцога
Аркоса, родственника  герцогини  Бехар,  многих  грандов  Испании  и  других
титулованных лиц, которые присутствовали на его аутодафе.  Его  осудили  как
нераскаянного еретика. Он остался таким до последнего  момента.  Сначала  он
отрицал улики; затем признал некоторые  из  них,  будучи  подвергнут  пытке.
Инквизиторы послали знакомого ему священника, чтобы  убедить  его,  что  для
него будет выгоднее открыть всю правду о себе и  о  других.  Понсе  попал  в
ловушку, дал  требуемые  от  него  признания;  заметив  обман  23  сентября,
накануне аутодафе, он во всеуслышание запротестовал и  объявил,  что  сейчас
услышат его исповедание веры. Действительно, он исповедал ее  как  настоящий
лютеранин и презрительно смотрел на присутствующего священника. Гонсалес  де
Монтес утверждает,  что  он  остался  упорным  в  своих  верованиях;  но  он
ошибается, потому  что  Понсе  исповедался,  когда,  привязанный  к  столбу,
увидал, как поджигают костер. Он был сожжен после задушения,  как  и  другие
покаявшиеся осужденные.  Эпитет  нераскаянного,  данный  ему  в  надписи  на
санбенито и в протоколе  аутодафе  и  переданный  Монтесом,  заимствован  из
приговора, осуждающего его на  смертную  казнь.  Известно,  что  в  подобном
случае отметка бесчестия на сыновьях и внуках по  мужской  линии  делала  их
неправоспособными к получению почестей и санов.  Этот  закон  породил  много
процессов. Другой  сын  дона  Родриго,  графа  Байлена,  внук  дона  Мануэля
(старшего  брата  несчастного  Хуана),  умер   бездетным;   его   наследство
принадлежало дону Педро Понсе де Леону, сыну осужденного. Так  как  приговор
сделал его неправоспособным к владению этими почестями,  они  были  переданы
его племяннику дону Луису Понсе де Леону. Дон  Педро  подал  иск  в  суд,  и
верховный совет Кастилии объявил, что владение майоратами  принадлежит  ему,
но без права принять титул графа, на который дон  Педро  Понсе  де  Леон  не
имеет больше права претендовать. Это же  дело  велось  затем  в  королевском
апелляционном суде в Гранаде и было решено  в  пользу  дона  Педро,  который
спустя некоторое время получил от Филиппа III  восстановительные  грамоты  и
принял титул четвертого графа Байлен {См.: Хроника рода Понсе де Леон. Похв.
18. Подпись 1.}.
     VII. Дом Хуан Гонсалес, севильский  священник,  знаменитый  проповедник
Андалусии, впал в двенадцатилетнем  возрасте  в  магометанство,  потому  что
происходил от родителей-мавров. Кордовская инквизиция вернула его к  Церкви,
наложив на него легкую епитимью. Некоторое время спустя заключенный в тюрьму
как лютеранин, он упорно ничего не показывал, даже среди пытки,  которую  он
вынес с несокрушимой твердостью, повторяя  постоянно,  что  он  не  принимал
ошибочных верований, что его  верования  истинны  и  основаны  на  подлинном
тексте Священного Писания, что, следовательно, он не  еретик  и  что  то  же
следует сказать о  тех,  кто  думает  подобно  ему,  что  это  убеждение  не
позволяет ему называть этих лиц, потому что он понимает, что они не замедлят
разделить его  участь,  если  он  будет  иметь  слабость  выдать  их  имена.
Твердость сопровождала его до конца. Его примеру подражали две  его  сестры,
участвовавшие в том же аутодафе. Понуждаемые отречься от  своих  лютеранских
воззрений, они объявили, что всегда будут  следовать  учению  своего  брата,
которого они почитают как человека  просвещенного  и  святого,  неспособного
впасть в  тяжкий  грех.  Они  возобновили  свое  заявление,  когда  делались
приготовления для зажигания костра. Дом Хуан, у которого только  что  вынули
изо рта кляп, крикнул им, чтобы они пели псалом 108:  Боже  хвалы  моей,  не
премолчи. Они умерли (как говорят  протестанты)  в  вере  в  Иисуса  Христа,
проклиная заблуждения папистов.  Этим  именем  лютеране  обозначали  римских
католиков.
     VIII. Брат Гарсия д'Ариас  (прозванный  Белым  доктором  из-за  крайней
белизны его волос) был иеронимитом из монастыря Св. Исидора Севильского.  Он
был осужден  как  упорный  лютеранин  и  умер  в  пламени  нераскаянным.  Он
исповедовал учение Лютера в течение многих лет;  но  его  образ  мыслей  был
известен только главным сторонникам  ереси,  какими  были  Варгас  Эгидий  и
Константин.  Благодаря  его  осторожности  его  считали  весьма  правоверным
богословом. Он слыл также за благочестивого священника, потому что в  каждую
свою проповедь вставлял совет верующим  прибегать  к  таинствам  исповеди  и
причастия,  к  упражнениям  в  умерщвлении  плоти  и  к  некоторым  набожным
действиям, установленным монахами. Наконец, он доводил притворство до  того,
что объявлял себя врагом лютеран.  За  такое  поведение  его  несколько  раз
приглашали в совет  инквизиторов,  который  поручал  ему  оценивать  тезисы,
вмененные в преступление  обвиняемым.  Гарсия  д'Ариас  показал  себя  столь
преданным системе инквизиции, что лютеране неоднократно  доносили  на  него.
Против обыкновения святого трибунала инквизиторы объявили, что доносчики  не
заслуживают никакого доверия и что действуют только  из  ненависти  к  нему.
Однако доносы были сообщены ему, чтобы в будущем он остерегался  сношений  с
подозрительными лицами.
     IX. Я отмечу как достойное упоминания поведение  брата  Гарсии  д'Ариас
относительно Грегорио Руиса, которого  обвиняли  за  толкования,  данные  им
некоторым  местам  Священного  Писания,   в   проповеди,   произнесенной   в
кафедральном соборе в Севилье. На него донесли инквизиторам. Он  обязан  был
явиться в суд для защиты своих слов  от  богословов,  собиравшихся  на  него
напасть. Он отправился к Белому доктору, своему другу и товарищу в  служении
Богу, захотевшему  выслушать  изложение  принципов,  которыми  он  собирался
аргументировать свою защиту, и решений,  приготовленных  для  ответа  на  те
вопросы, которые ему зададут.  Когда  все  собрались,  инквизиторы  поручили
Белому доктору выступать против Руиса. Последний немало был удивлен,  увидев
его на этой конференции; но изумление увеличилось, когда Ариас стал говорить
так, что сделал бесполезными заготовленные им ответы. Руис  был  побежден  в
этом  споре  и  глубоко  оскорблен  вероломством  Белого  доктора,   который
наслушался горячих упреков со стороны лютеран Варгаса, Эгидия и Константина.
Он думал их запугать, предупреждая о грозившей им опасности быть сожженными.
Они ответили, что их сожжение не пройдет безнаказанным и для него,  несмотря
на его лицемерие и притворство. Не без основания эти еретики предрекали  ему
несчастие. Ариас преподал учение Лютера нескольким монахам своего монастыря.
Один из них (брат Кассиодоро) так преуспел, что это учение приняли почти все
монахи  братства,  так  что  пение  псалмов  и  другие   монашеские   службы
прекратились.  Двенадцать  монахов,  которым  это  положение  вещей  внушало
сильные опасения, скрылись из королевства и прибыли в Женеву,  откуда  затем
отправились в Германию. Оставшиеся в Севилье были  осуждены  инквизицией,  и
позднее мы увидим это. Та же участь угрожала и Гарсии д'Ариас.  Несмотря  на
его старания скрыть свои настоящие убеждения, против  него  постоянно  росли
показания, и наконец он был заключен в секретную тюрьму инквизиции. Тогда он
переменил  свои  поступки.  Предвидя  исход  своего  процесса,  он   написал
исповедание  веры  согласно  предполагаемым  у  него  верованиям  и   взялся