Тогда Зетбир заговорил:
   - Патрон, наш голландер не патентованный,  но  с  ним  старый  хозяин
начинал дело и с ним привел фабрику к процветанию...
   - А я возымел желание сделать то  же  самое  с  помощью  собственного
голландера, - отчеканил Дидерих.
   Зетбир горевал:
   - Наш старый голландер никогда не подводил нас.
   - Так подведет.
   Зетбир клялся, что старая машина не уступает по своей мощности  самым
новым, все это одна жульническая реклама. Видя, что Дидерих  упорствует,
старик открыл дверь и крикнул:
   - Фишер! Зайдите-ка на минутку!
   Дидерих вскинулся:
   - Что вам от него нужно? Нечего ему совать нос в мои дела.
   Но Зетбир ссылался на  мнение  механика,  работавшего  на  крупнейших
бумажных фабриках.
   - Фишер, расскажите же господину доктору,  как  хорошо  работает  наш
голландер.
   Дидерих не желал слушать, он бегал из угла  в  угол,  уверенный,  что
механик не упустит случая досадить ему. И вдруг Наполеон Фишер  начал  с
того,  что  превознес  до  небес  деловые  качества  Дидериха,  а  затем
наговорил о старом голландере столько плохого, что больше уж  и  сказать
нельзя было. Послушать Фишера, так он уже готов был потребовать  расчет,
до того его замучил старый голландер.  Дидерих  фыркнул:  ему,  дескать,
потрясающе везет, - шутка ли, такой  бесценный  работник,  как  господин
Фишер, решил не покидать его! Но Фишер пропустил мимо  ушей  иронические
слова хозяина и по снимкам, помещенным в проспекте, растолковал Дидериху
все преимущества патентованного голландера и  главным  образом  легкость
его обслуживания.
   - Лишь бы вам было легче работать! - снова фыркнул Дидерих. -  Только
об этом я и мечтаю. Благодарю, можете идти.
   После ухода механика Зетбир и  Дидерих  долго  молчали  и  занимались
каждый своим делом. Вдруг Зетбир спросил:
   - А чем мы за него заплатим?
   Дидерих мгновенно вспыхнул до ушей: он тоже все время об этом думал.
   - Есть о чем беспокоиться! Чем  заплатим!  Прежде  всего  я  выговорю
большую рассрочку, а затем, если уж я заказываю такую дорогую машину, то
неужели вы думаете, что я не знаю, для чего! Знаю, милый мой! Ясно,  что
у  меня  есть  определенные  виды  на  расширение  моего  предприятия  в
ближайшем будущем... но пока я не считаю нужным говорить об этом.
   И он удалился, надменно вскинув голову, хотя его и  грызли  сомнения.
Разве Наполеон Фишер не оглянулся с  таким  видом,  словно  ему  удалось
порядком околпачить хозяина? "Кругом враги,  -  подумал  Дидерих  и  еще
больше выпятил грудь, - но от этого силы только крепнут.  Всех  сотру  в
порошок. Они узнают, с кем имеют дело!" И он решил выполнить  намерение,
с которым проснулся сегодня утром. Он отправился к  доктору  Гейтейфелю.
Доктор как раз принимал больных.  Дидериху  пришлось  ждать.  Гейтейфель
принял его в своем процедурном кабинете, где все: запахи  и  предметы  -
напоминало Дидериху, с каким страхом он,  бывало,  входил  сюда.  Доктор
Гейтейфель взял со стола газету, коротко рассмеялся и сказал:
   - Вы пришли, вероятно, похвалиться своими победами? Еще бы! Сразу два
таких успеха! Напечатаны ваши подогретые шампанским  верноподданнические
излияния, да и телеграмма часовому от кайзера, с вашей точки зрения,  не
оставляет желать лучшего.
   - Какая телеграмма? - спросил Дидерих.
   Доктор Гейтейфель показал. Дидерих прочел: "За доблесть,  проявленную
тобой на поле чести в борьбе с внутренним врагом, выражаю мою высочайшую
благодарность и присваиваю тебе чин ефрейтора". Телеграмма, напечатанная
черным  по  белому,  произвела  на   него   впечатление   совершеннейшей
подлинности. Он даже умилился  и  сдержанно,  как  и  подобает  мужчине,
сказал:
   - Каждый истинный националист обеими руками под  этим  подпишется.  -
Гейтейфель лишь плечом повел, и Дидерих собрался с духом: - Я пришел  не
для этого, я хочу выяснить наши отношения.
   - Они, надо полагать, давно выяснены, - сказал Гейтейфель.
   - Отнюдь нет.
   Дидерих стал уверять, что склонен заключить почетный  мир.  Он  готов
действовать в духе правильно понятого либерализма, если только  встретит
уважение к  своему  строго  националистическому  образу  мыслей.  Доктор
Гейтейфель  ответил,  что  все  это  пустозвонные   фразы,   и   Дидерих
почувствовал, как почва ускользает  у  него  из-под  ног.  Этот  человек
держит его в своей  власти;  он  может  обвинить  Дидериха  в  трусости,
опираясь на документ! В иронической улыбке, игравшей на желтом китайском
лице Гейтейфеля, во всей  его  самоуверенной  повадке  притаился  вечный
намек. Он молчит, он хочет, чтобы дамоклов  меч    постоянно
висел над головой Дидериха, этому необходимо положить конец!
   - Я прошу вас, - сказал  Дидерих  охрипшим  от  волнения  голосом,  -
вернуть мне мое письмо.
   Гейтейфель прикинулся удивленным.
   - Какое письмо?
   - Которое я написал вам, когда был призван.
   Врач сделал вид, что припоминает.
   - Ах да: вы хотели уклониться от военной службы.
   - Я так и думал, что  вы  придадите  оскорбительный  для  меня  смысл
неосторожно высказанной просьбе. Еще раз прошу вернуть мне письмо.  -  И
Дидерих надвинулся на Гейтейфеля.
   Тот не тронулся с места.
   - Оставьте меня в покое. Я вашего письма не сохранил.
   - Я требую честного слова.
   - Честного слова я по приказу не даю.
   - В таком случаю предупреждаю вас о  последствиях  вашего  нечестного
образа действий. Если вы вздумаете воспользоваться  письмом,  чтобы  при
случае учинить мне гадость, я обвиню вас  в  нарушении  профессиональной
тайны. Я подам жалобу во врачебную палату , потребую наложить
на вас штраф и употреблю все свое влияние, чтобы вас уничтожить. - И  не
помня себя от бешенства, сорвавшимся голосом прохрипел:  -  Я  готов  на
все. Между нами - открытая война не на жизнь, а на смерть.
   Доктор Гейтейфель взглянул на него с любопытством и помотал  головой,
шевеля китайскими усами.
   - Вы охрипли, - сказал он.