Думаю, я вправе это сказать. - И, утирая глаза, он крикнул  в  дверь:  -
Мама, у нас событие!
   Фрау Геслинг почему-то оказалась тут  же,  за  дверью,  но  в  первую
минуту от полноты чувств не сразу  совладала  с  подкосившимися  ногами.
Опираясь на Дидериха, она  кое-как  вошла,  упала  Кинасту  на  грудь  и
разразилась потоком слез. Дидерих тем временем стучался  к  Эмми:  дверь
оказалась запертой на ключ.
   - Выйди, Эмми, у нас событие!
   Наконец она рывком распахнула дверь, вся красная от злости.
   - Чего ради ты поднимаешь меня  с  постели?  Воображаю,  что  это  за
событие! Уж меня-то, пожалуйста, избавьте от ваших непристойностей!
   И она захлопнула бы дверь, если бы Дидерих не вставил ногу в щель. Он
сурово  отчитал  Эмми,  сказал,  что  за  такое  бессердечие  она  навек
останется старой девой, и поделом. Он не дал ей даже одеться и, как  она
была, в ночной кофте и с распущенными  волосами,  поволок  за  собой.  В
коридоре она вырвалась от него.
   - Ты делаешь из нас посмешище, - прошипела она  и  вошла  в  гостиную
первая, высоко вскинув голову, меряя обрученных насмешливым взглядом.  -
Неужели нельзя было подождать  до  утра?  -  спросила  она.  -  Впрочем,
счастливые часов не наблюдают.
   Кинаст поглядел на нее: ростом она была выше  Магды,  и  порозовевшее
лицо ее, обрамленное распущенными волосами, длинными и пышными, казалось
теперь полнее. Кинаст задержал ее руку в своей дольше,  чем  полагалось;
она ее выдернула, и он, явно колеблясь, перевел взгляд  на  Магду.  Эмми
метнула в сестру победную улыбку, повернулась и, расправив плечи, быстро
вышла. Магда испуганно уцепилась за руку Кинаста, но в это время подошел
Дидерих с полным бокалом пунша и предложил своему будущему  зятю  выпить
на брудершафт.
   Утром он зашел за Кинастом в гостиницу и пригласил его распить вместе
утреннюю кружку пива.
   - До обеда, будь любезен, умерь свою тоску по  "вечно  женственному".
Нам предстоит чисто мужской разговор.
   В пивной Клапша Дидерих разъяснил Кинасту, как обстоит дело. Двадцать
пять тысяч наличными в день свадьбы - с документами можно в любое  время
ознакомиться - и пополам с Эмми четверть прибылей с фабрики.
   - Следовательно, только одна восьмая, - уточнил Кинаст.
   - А ты что же, хотел, чтобы я даром жилы из себя тянул?
   Оба недовольно помолчали.
   Дидерих попытался подогреть остывшие чувства.
   - За твое здоровье, Фридрих!
   - За твое, Дидерих! - ответил Кинаст.
   Вдруг Дидериха осенила блестящая идея.
   - Ты имеешь полную возможность расширить свою долю -  вложи  капитал.
Ведь у тебя, надо думать, немалые сбережения? При твоем-то  великолепном
окладе!
   Кинаст заявил, что в принципе не возражает. Но срок  его  договора  с
"Бюшли и К°" еще не истек. А кроме  того,  ему  пообещали  в  этом  году
значительно повысить жалованье, и было бы  преступлением  против  самого
себя заявить теперь об уходе.
   - Если же я вложу  деньги  в  предприятие,  я  должен  войти  в  него
компаньоном.  При  всем  доверии,  которое  я  питаю  к  тебе,   дорогой
Дидерих...
   Дидерих согласился с ним. У Кинаста была своя идея:
   - Округлил бы  ты  цифру  приданого  до  пятидесяти  тысяч,  и  Магда
отказалась бы от своей доли.
   Однако Дидерих решительно отклонил предложение будущего зятя.
   - Это было  бы  нарушением  воли  покойного  отца,  а  она  для  меня
священна. При моем размахе доля Магды через каких-нибудь два-три года  в
десять раз превысит сумму, которую ты  сейчас  требуешь.  Я  никогда  не
соглашусь  с  тем,  что  может  оказаться  убыточным  для  моей   бедной
сестренки!
   Кинаст скептически ухмыльнулся. Родственные чувства Дидериха,  сказал
он, разумеется, делают ему честь, но на одном размахе далеко не  уедешь.
Дидерих с нескрываемым раздражением заявил, что он, слава богу, ни перед
кем, кроме господа и самого себя, не обязан держать ответ.
   - Двадцать пять тысяч наличными и одна восьмая  чистой  прибыли,  это
все.
   Кинаст побарабанил пальцами по столу.
   - Не знаю, решусь ли я в таком случае взять за себя  твою  сестру,  -
сказал он. - Последнее слово я оставляю за собой.
   Дидерих пожал плечами. Допили пиво. Кинаст отправился обедать  вместе
с Дидерихом, который уже опасался, не улизнет ли он.  К  счастью,  Магда
приняла все меры, чтобы казаться еще обольстительнее, чем вчера.  "Будто
знала, что сегодня все решится", -  подумал  Дидерих,  глядя  на  нее  с
изумлением. К тому времени, когда подали  пирожное,  она  так  распалила
Кинаста, что он пожелал отпраздновать свадьбу не далее как через месяц.
   - Это твое последнее слово? - спросил, поддразнивая, Дидерих.
   Вместо ответа Кинаст вынул из кармана обручальные кольца.
   После обеда фрау Геслинг на цыпочках вышла  из  комнаты,  где  сидели
жених с невестой, Дидерих тоже хотел  удалиться,  но  обрученные  решили
пойти погулять и пригласили его с собой.
   - Куда же мы направимся? А что мама и Эмми?
   Эмми отказалась пойти с ними, поэтому и фрау Геслинг осталась дома.
   - Пойдем, Дидель, иначе, знаешь, как-то некрасиво  будет,  -  сказала
Магда.
   Дидерих согласился с ней. Он даже  стряхнул  пыль,  приставшую  к  ее
меховому жакету, когда она заходила на  фабрику.  Он  проникся  к  Магде
уважением, - ведь она одержала победу.
   Прежде всего они направились к ратуше. Пусть на них поглазеют, это не
мешает, не так ли? Правда, первый,  кто  попался  им  навстречу  еще  на
Мейзештрассе,  был  всего  лишь  Наполеон  Фишер.   Он   оскалил   зубы,
приветствуя жениха и невесту, и кивнул Дидериху, как бы говоря, что  ему
все ясно. Дидерих густо покраснел: остановить бы этого  субъекта  и  тут
же, на улице, задать ему хорошую взбучку, - но мог ли он позволить  себе
это? "Какая оплошность, что я связался с ним,  с  коварным  пролетарием,
доверился ему! И так все обошлось  бы!  Теперь  он  все  время  вертится
здесь, старается напомнить, что я у него в руках!  Еще  и  шантажировать
вздумает". Но, слава богу, он, Дидерих, договаривался  с  механиком  без
свидетелей, и пусть Наполеон Фишер  болтает  что  угодно,  -  все  можно
объявить клеветой. Дидерих посадит его за решетку! Он  так  возненавидел