механика за сообщничество, что, несмотря на двадцатиградусный мороз, его
бросило в жар и  пот.  Он  оглянулся  по  сторонам.  Неужели  на  голову
Наполеона Фишера ниоткуда не свалится кирпич?
   На Герихтсштрассе Магда решила, что их прогулка уже оправдала себя  -
у одного из окон в доме члена суда Гарниша стояли  Мета  Гарниш  и  Инга
Тиц. Магда не сомневалась, что при виде Кинаста лица у обеих  беспокойно
вытянулись. На Кайзер-Вильгельмштрассе, к сожалению, ничего  интересного
не случилось, разве что  майор  Кунце  и  Гейтейфель,  направлявшиеся  в
"Гармонию", издали проследили за ними любопытным взглядом. Зато на  углу
Швейнихенштрассе произошла совершенно неожиданная для Дидериха  встреча:
впереди, в нескольких шагах от них, шли  фрау  Даймхен  и  Густа.  Магда
тотчас же прибавила шагу и  принялась  болтать  еще  оживленнее.  Расчет
оказался точным. Густа оглянулась. Это был превосходный случай сказать:
   - Фрау Даймхен, позвольте  вам  представить  моего  жениха  господина
Кинаста.
   Жениха осмотрели с ног до головы; по-видимому, он понравился, так как
Густа, которая шла с Дидерихом позади, не без почтительности спросила:
   - Где вы его откопали?
   - Не всякой посчастливится, как вам, найти своего суженого рядом, под
рукой, так сказать, - отшутился Дидерих. - Зато наш посолидней.
   - Вы опять за свое? - воскликнула Густа, впрочем, без  запальчивости.
Их взгляды на мгновение встретились,  и  она  слегка  вздохнула.  -  Мой
Вольфганг бог весть где носится. Чувствуешь себя словно вдова какая.
   Она  задумчиво  посмотрела  на  Магду,  шедшую  впереди  под  руку  с
Кинастом.
   - О мертвых нечего горевать, -  многозначительно  сказал  Дидерих,  -
займитесь лучше живыми.
   Он наступал на Густу, оттесняя  ее  чуть  ли  не  к  стенам  домов  и
настойчиво заглядывая в глаза. И вот на какой-то миг в этом милом пухлом
лице что-то раскрылось ему навстречу.
   К сожалению, перед ними уже  высился  дом  номер  семьдесят  семь  по
Швейнихенштрассе; мать и дочь попрощались  и  скрылись  в  подъезде.  За
Саксонскими воротами уже  ничего  привлекательного  не  было.  Повернули
обратно. Магде захотелось подбодрить Дидериха. Опираясь на руку  жениха,
она сказала:
   - Ну, что ты думаешь на этот счет?
   Дидерих вспыхнул и засопел.
   - Что уж тут думать! - пробормотал он, и Магда рассмеялась.
   По безлюдной улице, в сгущающихся сумерках, кто-то шел им навстречу.
   - Уж не Бук ли это? - нерешительно спросил Дидерих.
   Человек  приближался:  толстый,   несомненно,   молодой,   в   мягкой
широкополой шляпе, одетый не без изящества. Он загребал на ходу ногами.
   - И в самом  деле  Вольфганг  Бук!  -  Дидерих  был  разочарован:  "А
послушать Густу, так он на краю света. Я ее отучу лгать".
   - Ах, это вы! - Бук крепко пожал руку Дидериху. - Очень рад!
   - И я также, - ответил Дидерих, досадуя на Густу, и познакомил своего
будущего зятя со старым школьным товарищем.
   Бук принес свои поздравления и, присоединившись к Дидериху, пошел  за
четой обрученных.
   - Вы, вероятно, направляетесь к невесте? -  спросил  Дидерих.  -  Она
дома. Мы только что проводили ее.
   - Да? - протянул Бук и пожал плечами. -  К  ней  я  всегда  успею,  -
прибавил он флегматично.  -  А  сейчас  я  рад,  что  мы  с  вами  снова
встретились. Наша беседа в Берлине - единственная беседа -  была  крайне
интересной.
   Дидериху и самому так казалось,  хотя  в  свое  время  этот  разговор
вызвал у него только раздражение. Он необычайно оживился:
   - Я очень виноват перед вами - так и не  ответил  на  ваш  визит.  Но
кому-кому, а вам-то хорошо известно, что в Берлине всегда что-нибудь  да
помешает. Здесь, конечно, времени сколько угодно! Тоска, верно?  Неужели
можно прожить здесь всю жизнь? Трудно себе представить, право! - Дидерих
показал рукой на серый ряд домов.
   Вольфганг Бук поморщил  с  легкой  горбинкой  нос,  втянул  воздух  и
пошевелил губами, как бы пробуя его  на  вкус.  Взгляду  придал  глубоко
задумчивое выражение.
   - Прожить жизнь в Нетциге... - медленно проговорил он.  -  Да,  этого
нам не  миновать.  Наш  брат  не  в  состоянии  обеспечить  себе  жизнь,
достаточно богатую сенсациями. Впрочем, они и здесь бывают. - Его улыбка
насторожила Дидериха. - Сенсация с часовым достигла весьма высоких сфер.
   -  Ах,  так...  -  Дидерих  выпятил  живот.  -  Вы  опять   брюзжите.
Предупреждаю, что в этом деле я целиком на стороне его величества.
   Бук махнул рукой.
   - Оставьте. Знаю я.
   - А я еще лучше вас, - настаивал Дидерих. - Кому  довелось  во  время
февральских беспорядков оказаться с ним в Тиргартене один на один,  кому
довелось видеть эти глаза, испепеляющие  своим  взором,  глаза  великого
Фридриха , тот - я глубоко убежден в  этом  -  верит  в  наше
будущее.
   - Верит в наше будущее, потому что... испепеляющий взор. - Уголки губ
и щеки у Вольфганга меланхолически опустились.
   Дидерих громко сопел.
   - Знаю, знаю, вы отрицаете выдающуюся роль  личности  в  наше  время.
Иначе вы стали бы Лассалем или Бисмарком.
   - А что же - мог бы! Не сомневаюсь. С таким же успехом, как  и  он...
Хотя и не в столь благоприятной обстановке. - Голос  его  окреп,  в  нем
зазвучала убежденность. - Для каждого из нас  не  так  уж  важно  многое
перестроить в этом мире, главное  -  выработать  в  себе  жизнеощущение,
будто ты это действительно делаешь. Для этого необходим талант, а талант
у него есть.
   Дидерих беспокойно озирался по сторонам.
   - Мы, правда, здесь одни, эта пара занята  обсуждением  более  важных
дел, но все же...
   - Напрасно вы думаете, что я имею что-либо против него. Да он, уверяю
вас, антипатичен мне не более, чем я сам себе. Будь я на  его  месте,  я
точно так же,  как  он,  принял  бы  всерьез  ефрейтора  Люка  и  нашего
нетцигского часового. Власть не власть, если у нее нет врагов. Только  и
чувствуешь свою силу, когда против тебя бунтуют. Что  стало  бы  с  ним,
если бы выяснилось, что социал-демократия вовсе не в него метит,  что  в
самом крайнем случае она  имеет  в  виду  более  разумное  распределение
доходов?