договор в поздних текстах  драмы  (1767),  как  и  в  последующих  кукольных
комедиях, уносит адский ворон.
     6. Из путешествия Фауста в трагедию Марло,  кроме  эпического  рассказа
Хора и примыкающего к нему разговора между Фаустом и  Мефистофелем  (Тексты,
V. стр. 219), включены три комплекса сцен: при дворах императора Карла  V  и
герцога Вангольтского (Ангальтского), которым предшествует  шутовская  сцена
посещения папского двора в Риме. В немецкой драме сохранена только сцена при
дворе  императора,  чем  достигается   значительно   большая   драматическая
концентрация.
     Мефистофель и Фауст совершают чудесный перелет из Германии в Италию  по
воздуху - черта, заимствованная из аналогичных рассказов народной книги  или
непосредственно из устной легенды. Император Карл, и его  жена  Изабелла  (о
которой Марло не упоминает)  сохранились  в  нидерландской  драме.  В  более
поздних версиях императора почти повсюду заменил герцог Пармский  (вероятно,
по соображениям цензурного  характера).  Фауст  прибывает  к  его  двору  на
торжество его бракосочетания и, как знаменитый кудесник, должен развлечь его
своим искусством, вызвав своими чарами тени героев древности. У Марло, как и
в народной книге Шписа, Фауст вызывает Александра Великого и  его  жену  или
возлюбленную: в нидерландской драме присоединяется поединок между Ахиллом  и
Гектором.
     В более поздних  текстах  драмы  и  кукольных  комедий  эта  театрально
эффектная сцена превращается в настоящий парад героев античной  мифологии  и
истории и знаменитых персонажей библии, имеющий характер  живых  картин  или
немых сцен. Афиши и тексты сценариев  попеременно  называют:  Сизифа  с  его
камнем, муки Тантала, Тития, терзаемого  коршуном,  целомудренную  Лукрецию,
смерть Помпея, Каина и Авеля, Самсона и Далилу, премудрого царя  Соломона  и
царицу Савскую, Давида и Голиафа, Юдифь с головой Олоферна,  лагерь  Голиафа
или ассирийское войско и даже разрушение Иерусалима.
     Столкновение между Фаустом и одним  из  придворных  имеет  традиционное
окончание. Фауст награждает рогами самонадеянного противника. В  австрийской
и чешской кукольных комедиях жертвой этой проделки становится сам король или
герцог в наказание за свое вероломство.
     В дальнейшем герцог приглашает Фауста  к  столу.  Но  здесь  неожиданно
вмешивается Мефистофель, который сообщает, что герцог разгневан на Фауста  и
по его приказу Фауст будет отравлен во время пира или взят под стражу.  Этот
эпизод, также специфический для немецкой драмы, в  различных  версиях  имеет
разное объяснение: герцог догадывается, что Фауст - колдун, творящий  чудеса
с помощью нечистой силы (иногда это становится известным из наивной болтовни
Гансвурста, его слуги), либо герцог подозревает Фауста в том, что  он  хочет
обольстить  своими  чарами  его  супругу.  Подобный  эпизод,   завершающийся
похищением  герцогини  с  помощью  Мефистофеля,  содержит,  например,  пьеса
кукольника Лорже, записанная в 1824 году {Creizenach. Versuch, стр. 17-19.};
тот же мотив использован в "Сцене из жизни Фауста", драматическом  фрагменте
"бурного гения" Фридриха Мюллера  (1776),  черпавшего  в  таких  случаях  из
народной традиции (см. ниже, стр. 358).
     7. Группа сцен после возвращения Фауста на родину содержит  в  основном
развязку. Однако пьеса  немецких  комедиантов  еще  сохраняла  в  XVII-XVIII
веках, как о том свидетельствуют нидерландская драма (д. V, сц. 1)  и  афиша
труппы Нейберов (1738), заимствованную из Марло сцену с обманутым  лошадиным
барышником, который нечаянно отрывает ногу  притворившемуся  спящим  Фаусту.
Эта комическая сцена, единственная, удержавшаяся в драме  из  многочисленных
народных анекдотов о Фаусте, исчезла  из  большинства  позднейших  кукольных
комедий, где серьезное  и  смешное  действия  целиком  распределились  между
полярными фигурами доктора Фауста и его комического слуги.
     8. Гибели  Фауста  предшествует  неудачная  попытка  покаяния:  грешник
пытается избежать надвигающейся расплаты обращением к  милосердию  божию.  В
народной книге Шписа о бесплодных сомнениях Фауста и его раскаянии говорится
неоднократно. Марло, воплотив душевную борьбу своего героя в образах доброго
и злого ангела, традиционных для старинного народного театра, сосредоточил и
сцены раскаяния  в  основном  в  двух  поворотных  пунктах  действия:  перед
путешествием Фауста (явление Люцифера и Семи смертных грехов) и накануне его
гибели (разговор с благочестивым старцем, в соответствии с гл.  52  народной
книги). Немецкая драма из этих сцен сохранила лишь  вторую,  непосредственно
предшествующую трагической развязке.
     Раскаяние Фауста мотивируется по-разному. Старая форма, существовавшая,
вероятно,  в  немецкой  драме  XVII  века,  сохранилась  лишь  в   некоторых
австрийских  текстах,  где  в  роли  благочестивого  старца  народной  книги
выступает старик отшельник (Klausner). В нидерландской  пьесе  его  заменили
студенты  Фабриций  и  Альфонс,  которые  в  начале  драмы  принесли  Фаусту
магическую книгу, став тем самым его невольными пособниками. У Гейсельбрехта
эта роль перенесена на  благочестивого,  в  противность  традиции,  Вагнера,
который решает расстаться со своим господином, чтобы  не  быть  соучастником
его греха. В большинстве других кукольных комедий сцена существенным образом
перестроена: раскаяние овладевает Фаустом после разговора с Мефистофелем  об
адских муках и райском блаженстве. При  этом  в  одних  текстах  Мефистофель
отказывается ответить Фаусту на вопрос  о  блаженстве  праведных  в  раю,  в
других о том, может ли он еще получить прощение:  все  это  -  вопросы,  для
Мефистофеля запретные ("враждебные аду", как  говорится  в  другом  месте  у
Марло). В версии Шютц-Дрэера на вопрос Фауста об  адских  муках  Мефистофель
вынужден признать, что муки эти "так ужасны, что черти взошли бы на небо  по
ступенькам из ножей, если бы у них оставалась еще надежда" (Тексты, IV, стр.
187):  образ,  который  повторяется  также  в   некоторых   других   текстах
(аугсбургском, страсбургском).
     Разговор  этот  восходит  к  богословским  "прениям"  между  Фаустом  и
Мефистофелем, столь многочисленным в народной книге Шписа  (см.  выше,  стр.
294), которые нашли свое частичное отражение и у Марло,  главным  образом  в
комплексе сцен, связанных с договором; однако  текст  кукольных  комедий,  в
особенности ульмский, ближе напоминает Шписа (гл. 16-17) {Сопоставления см.:
Creizenach. Versuch, стр. 89-90.}. Немецкая драма использовала этот разговор
в развязке, соединив его с волновавшим  благочестивого  зрителя  вопросом  о
возможности спасения раскаявшегося грешника.  Ответы  Мефистофеля  открывают
Фаусту возможность такого спасения, он  решает  покаяться  и  молит  бога  о
прощении, но Мефистофель снова соблазняет свою  жертву  обманом  чувственных
наслаждений - видением прекрасной Елены, которая станет его возлюбленной.
     Марло в эпизоде с Еленой следует за  народной  книгой:  Фауст  вызывает
Елену по просьбе студентов, потом он сам требует от Мефистофеля,  чтобы  тот
дал ему насладиться любовью прекраснейшей женщины древности, в которой герой
Марло видит воплощение высшего  идеала  чувственной  земной  красоты.  Сцена
появления Елены и здесь предшествует трагической развязке. В немецкой  драме
в отличие от Марло Елена появляется, вызванная Мефистофелем, как дьявольское