и пожимали руку, словно бы поздравляя,  а  он  только  руками  разводил,
словно отнекиваясь.
   Кшися, с ее чувствительным сердцем и  проницательностью,  была  почти
уверена, что Кетлингу говорят о ней, быть может и  невестою  называя.  А
так как она ведать не ведала, что  пан  Заглоба  успел  каждому  шепнуть
словцо, ей было невдомек, откуда берутся догадки.
   "Разве у меня на лбу что написано?" - думала она в тревоге, смущенная
и озабоченная.
   А тут стали  доноситься  до  нее  и  слова,  вроде  бы  и  не  к  ней
обращенные, но вслух сказанные: "Кетлинг-то  счастливчик!",  "В  сорочке
родился...", "Да и сам недурен, чему удивляться..." - и тому подобное.
   А иные из рыцарей, стараясь быть учтивей,  развеселить  и  порадовать
ее, беседовали с ней  о  Кетлинге,  превознося  его  мужество,  светское
воспитание, манеры, древний род. Кшисе невольно приходилось  выслушивать
все это, и глаза ее сами искали  того,  о  ком  шла  речь,  а  иногда  и
встречались с его глазами, и она глядела на него как завороженная, не  в
силах отвести взгляда. Как же отличался Кетлинг от всех этих  грубоватых
простаков!  "Королевич  со  свитой",  -  думала  Кшися,  глядя  на   его
благородное,  аристократическое  лицо,  глаза,   постоянно   исполненные
грусти, на лоб, оттененный светлыми кудрявыми волосами. Сердце  у  Кшиси
замирало, и казалось ей, что дороже этого лица нет  для  нее  ничего  на
свете. А Кетлинг, угадывая Кшисино смущение, подходил к ней  лишь  в  те
редкие мгновенья, когда возле нее находился кто-то  другой.  И  королева
едва ли удостоилась  бы  больших  почестей.  Обращаясь  к  ней,  Кетлинг
склонял голову в поклоне и отступал назад  в  знак  того,  что  в  любую
минуту готов пасть перед ней на колени; беседовал без тени улыбки,  хотя
с Басей был не прочь порой и пошутить. В разговоре его с Кшисей,  весьма
изысканном,  всегда  был  оттенок  какой-то   сладостной   грусти.   Его
почтительность защищала ее и от слишком откровенных слов, и от  намеков,
как будто бы всем передалось  убеждение,  что  эта  панна  знатностью  и
благородством превосходит всех и  в  обхождении  с  ней  особый  политес
нужен. В глубине души Кшися была ему за это благодарна. Вечер,  несмотря
на все тревоги, был для нее отраден.
   Близилась полночь, музыканты устали, дамы, простившись, вышли, а  меж
оставшихся на пиру рыцарей пошли по кругу кубки. В веселом этом застолье
предводительствовал Заглоба - гетман, да и только.
   Баська, повеселившись от души, поднялась наверх беспечная как дрозд и
перед вечерней молитвой болтала  без  умолку,  передразнивая  гостей.  А
потом, хлопнув в ладоши, воскликнула:
   - Ай да Кетлинг, молодец,  что  приехал!  Теперь-то  в  доме  военных
довольно! Вот кончится  пост,  а  там  пойдут  балы  да  веселье.  Будем
танцевать до упаду. И на помолвке вашей, и на свадьбе!  Все  вверх  дном
перевернем, вот увидишь! Пусть меня татарва в полон уведет, коли не так.
А вдруг и правда уведет? Ох, что бы было! Милый  Кетлинг!  Он  для  тебя
музыкантов созовет, но и я повеселюсь на славу. А он  будет  придумывать
все новые чудеса, пока наконец не сделает так...
   Тут Бася бухнулась перед Кшисей на  колени  и,  заключив  се  в  свои
объятья, сказала басом, подражая голосу Кетлинга:
   - Обожаю тебя, душа моя! Жить без тебя не могу... Люблю тебя в карете
и пешком, и на щите и под щитом, и натощак и  после  обеда,  и  на  веки
веков, и по-шотландски... Хочешь ли быть моею?..
   - Полно, Бася, не серди меня! - воскликнула Кшися.
   Но она и не думала сердиться, а крепко обняла Кшисю,  словно  пытаясь
ее приподнять, и долго-долго целовала ей глаза.

ГЛАВА XIII

   Разумеется, пан Заглоба отлично видел, что маленький рыцарь  влюбился
в Кшисю, и потому-то пустился на хитрость. Зная натуру Володыевского, он
нисколько не сомневался, что коль скоро не останется выбора,  пан  Михал
непременно вспомнит про Басю, которую старик любил, будто родную дочь, и
только диву давался, как можно выбрать другую. Он искренне считал,  что,
способствуя женитьбе Михала на своей  любимице,  оказывает  ему  великую
услугу; при одной только мысли об этой паре у него лицо  расплывалось  в
улыбке. Он сердился на Володыевского,  зол  был  и  на  Кшисю,  полагая,
впрочем, что уж лучше пану Михалу на ней жениться, чем остаться бобылем,
но пока только и думал о том, как бы сосватать за него гайдучка.
   Вот  потому-то,  зная,  что  маленький  рыцарь  питает   слабость   к
Дрогоевской, он решил поскорее сделать из нее  госпожу  Кетлинг.  Однако
письмо, что получил он недели через две от Скшетуского,  было  для  него
как ушат холодной воды.
   Скшетуский  советовал  ему  держаться  в  стороне,  чтобы  друзей  не
поссорить. Разумеется, ссоры этой Заглоба не желал и, пытаясь  заглушить
укоры совести, утешал себя такими словами:
   - Ежели бы у Кшиси с Михалом уговор был, а я бы Кетлинга меж ними как
клин вбивал, тогда бы дело иное. Помнится, еще царь Соломон сказывал, не
твоя печаль, кому детей качать, и он прав. Но в  своих  желаниях  каждый
волен. А впрочем, по совести говоря, что  я  такого  сделал?  Пусть  мне
скажут - что?
   Задав такой вопрос, Заглоба подбоченился и,  оттопырив  нижнюю  губу,
окинул стены вызывающим взглядом, словно от  них  дожидаясь  упрека,  но
стены молчали, и он продолжал дальше:
   - Кетлингу я сказал, что гайдучка мы для Михала  приберегаем.  Отчего
же мне было это не сказать? Или это неправда? Пусть паралик меня хватит,
коли я Михалу другой невесты желаю.
   Стены молчанием подтвердили справедливость его слов.
   И он продолжал:
   - Гайдучку я сказал, что Кшися Кетлинга в полон захватила, разве  это
неправда? Разве он сам не признался в этом, здесь у печки сидя и вздыхая
часами, да так, что пепел во все стороны разлетелся? А  я  видел  это  и
другим передал. У Скшетуского ум трезвый, да ведь и я  в  темя  не  бит.
Знаю, где сказать, а где и промолчать следует. Гм...  Пишет,  твое  дело
сторона. Может, оно и так. Вот останемся мы в гостиной сам-третей: я  да
Кетлинг с Кшисей, а я возьму и выйду. Заметят ли они, вспомнят  ли,  что
меня нет? А впрочем, он с нею и себя не помнит, и меня не вспомянет. Они
и не видят-то никого, так их тянет друг к другу. А тут и весна на  носу,
когда не только солнце, но и все желания припекают...  Ладно,  мое  дело
сторона, поглядим, каковы-то будут последствия.
   И последствия не заставили себя долго ждать. Перед страстной  неделей
все общество перебралось из дома Кетлинга  в  Варшаву,  в  гостиницу  на