54. (1) С этого времени Секста стали приглашать в совет. Там, во всем
остальном соглашаясь со старыми габийцами, которые-де лучше знают свои
дела, он беспрестанно предлагает открыть военные действия - в этом он, по
его мнению, разбирается как раз хорошо, поскольку знает силы того и другого
народа и понимает, что гордыня царя наверняка ненавистна и гражданам, если
даже собственные дети не смогли ее вынести. (2) Так Секст исподволь
подбивал габийских старейшин возобновить войну, а сам с наиболее горячими
юношами ходил за добычею и в набеги; всеми своими обманными словами и
делами он возбуждал все большее - и пагубное - к себе доверие, покуда
наконец не был избран военачальником. (3) Народ не подозревал обмана, и
когда стали происходить незначительные стычки между Римом и Габиями, в
которых габийцы обычно одерживали верх, то и знать и чернь наперерыв стали
изъявлять уверенность, что богами в дар послан им такой вождь. (4) Да и у
воинов он, деля с ними опасности и труды, щедро раздавая добычу,
пользовался такой любовью, что Тарквиний-отец был в Риме не могущественнее,
чем сын в Габиях.
     (5) И вот, лишь только сочли, что собрано уже достаточно сил для
любого начинания, Секст посылает одного из своих людей в Рим, к отцу,-
разузнать, каких тот от него хотел бы действий, раз уже боги дали ему
неограниченную власть в Габиях. (6) Не вполне доверяя, думается мне, этому
вестнику, царь на словах никакого ответа не дал, но, как будто прикидывая в
уме, прошел, сопровождаемый вестником, в садик при доме и там, как
передают, расхаживал в молчании, сшибая палкой головки самых высоких маков.
(7) Вестник, уставши спрашивать и ожидать ответа, воротился в Габии,
бросив, как ему казалось, дело на половине, и доложил обо всем, что говорил
сам и что увидел: из-за гнева ли, из-за ненависти или из-за природной
гордыни не сказал ему царь ни слова. (8) Тогда Секст, которому в молчаливом
намеке открылось, чего хочет и что приказывает ему отец, истребил старейшин
государства. Одних он погубил, обвинив перед народом, других -
воспользовавшись уже окружавшей их ненавистью. (9) Многие убиты были
открыто, иные - те, против кого он не мог выдвинуть правдоподобных
обвинений,- тайно. Некоторым открыта была возможность к добровольному
бегству, некоторые были изгнаны, а имущество покинувших город, равно как и
убитых, сразу назначалось к разделу. (10) Следуют щедрые подачки, богатая
пожива, и вот уже сладкая возможность урвать для себя отнимает способность
чувствовать общие беды, так что в конце концов осиротевшее, лишившееся
совета и поддержки габийское государство было без всякого сопротивления
предано в руки римского царя.

55. (1) Овладев Габиями, Тарквиний заключил мир с эквами и возобновил
договор с этрусками. После этого он обратился к городским делам, первым из
которых было оставить по себе на Тарпейской горе памятник своему
царствованию и имени - храм Юпитера, воздвигнутый попеченьем обоих
Тарквиниев: обещал отец, выполнил сын. (2) И, чтобы отведенный участок был
свободен от святынь других богов и всецело принадлежал Юпитеру и его
строившемуся храму, царь постановил снять освящение с нескольких храмов и
жертвенников, находившихся там со времен царя Тация, который даровал их
богам и освятил во исполненье обета, данного им в опаснейший миг битвы с
Ромулом. (3) Рассказывают, что при начале строительных работ божество
обнаружило свою волю, возвестив будущую силу великой державы. А именно:
хотя птицы дозволили снять освященье со всех жертвенников, для храма
Термина155 они такого разрешения не дали. (4) Предзнаменованье истолковали
так: то, что Термин, единственный из богов, остался не вызванным из
посвященных ему рубежей и сохранил прежнее местопребывание, предвещает, что
все будет и прочно, и устойчиво. (5) За этим предзнаменованием незыблемости
государства последовало другое чудо, предрекавшее величие державы: при
закладке храма, как рассказывают, землекопы нашли человеческую голову с
невредимым лицом. (6) Открывшееся зрелище ясно предвещало, что быть этому
месту оплотом державы и главой мира - так объявили все прорицатели, в
римские, и призванные из Этрурии, чтобы посоветоваться об этом деле. (7)
Царь становится все щедрей на расходы, и выручки от пометийской добычи,
которая была назначена, чтобы поднять храм до кровли, едва достало на
закладку основания. (8) По этой причине, а не только потому, что Фабий
более древний автор, я скорее поверил бы Фабию, по чьим словам денег было
только сорок талантов, (9) нежели Пизону156, который пишет, что на это дело
было отложено четыреста тысяч фунтов серебра - такие деньги немыслимо было
получить от добычи, захваченной в любом из тогдашних городов, и к тому же
их с избытком хватило бы даже на нынешнее пышное сооружение.

56. (1) Стремясь завершить строительство храма, для чего были призваны
мастера со всей Этрурии, царь пользовался не только государственной казной,
но и трудом рабочих из простого люда. Хотя этот труд, и сам по себе
нелегкий, добавлялся к военной службе, все же простолюдины меньше
тяготились тем, что своими руками сооружали храмы богов, (2) нежели теми,
на вид меньшими, но гораздо более трудными, работами, на которые они потом
были поставлены: устройством мест для зрителей в цирке и рытьем подземного
Большого канала157 - стока, принимающего все нечистоты города. С двумя
этими сооружениями едва ли сравнятся наши новые при всей их пышности. (3)
Покуда простой народ был занят такими работами, царь, считая, что
многочисленная чернь, когда для нее не найдется уже применения, будет
обременять город, и желая выводом поселений расширить пределы своей власти,
вывел поселенцев в Сигнию и Цирцеи158, чтобы защитить Рим с суши и с моря.
     (4) Среди этих занятий явилось страшное знаменье: из деревянной
колонны выползла змея. В испуге забегали люди по царскому дому, а самого
царя зловещая примета не то чтобы поразила ужасом, но скорее вселила в него
беспокойство159. (5) Для истолкованья общественных знамений160 призывались
только этрусские прорицатели, но это предвестье как будто бы относилось
лишь к царскому дому, и встревоженный Тарквиний решился послать в Дельфы к
самому прославленному на свете оракулу. (6) Не смея доверить таблички с
ответами никому другому, царь отправил в Грецию, через незнакомые в те
времена земли и того менее знакомые моря, двоих своих сыновей. То был Тит и
Аррунт. (7) В спутники им был дан Луций Юний Брут161, сын царской сестры
Тарквинии, юноша, скрывавший природный ум под принятою личиной. В свое
время, услыхав, что виднейшие граждане, и среди них его брат, убиты дядею,
он решил: пусть его нрав ничем царя не страшит, имущество - не соблазняет;
презираемый - в безопасности, когда в праве нету защиты. (8) С твердо
обдуманным намереньем он стал изображать глупца, предоставляя распоряжаться
собой и своим имуществом царскому произволу, и даже принял прозвище Брута -
"Тупицы", чтобы под прикрытием этого прозвища сильный духом освободитель
римского народа мог выжидать своего времени. (9) Вот кого Тарквинии взяли