старых авторов я даже не нахожу Лукреция в списках консулов - после Брута
они тотчас называют Горация; я думаю, что, поскольку ничего примечательного
Лукреций не совершил, его консульство и забылось.
    (6) Еще не освящен был храм Юпитера на Капитолии. Консулы Валерий и
Гораций бросили жребий, кому освящать храм. Жребий выпал Горацию, а
Публикола отправился на войну с вейянами. (7) Близкие Валерия не в меру
досадовали, что освящать столь славный храм досталось Горацию. Они всячески
пытались этому помешать, а когда все их старания оказались напрасными и
консул уже возносил богам молитвы, держась за косяк, ему принесли страшную
весть, что сын его умер и он из-за смерти в доме не может освящать храм25.
(8) Не поверил ли Гораций в правдивость известия26, или такова была
крепость его духа, точных сведений нет, а понять трудно - получивши
известие, он лишь распорядился вынести из дому труп, сам же, не отрывая
руки от косяка, довершил молитву и освятил храм.
    (9) Таковы были события на войне и дома в первый год после изгнания
царей.

9. (1) Затем консулами стали Публий Валерий повторно и Тит Лукреций [508
г.]. Тарквинии тем временем бежали к Ларту Порсене, царю Клузия. Здесь они,
мешая советы с мольбами, то просили не покидать в нищете и изгнании их,
природных этрусков по крови и имени, (2) то даже заклинали не позволять,
чтобы гонения на царей безнаказанно вводились в обычай. Слишком сладостна,
мол, свобода: (3) если не станут цари так же бороться за свои царства, как
граждане за свободу, то высшее сравняется с низшим и не останется в
государствах ничего выдающегося, ничего поднимающегося над прочим; приходит
конец царской власти, лучшему, что есть средь богов и людей. (4) Порсена,
полагая для этрусков важным, чтобы в Риме был царь, и притом этрусского
рода, двинулся на Рим с вооруженным войском27. (5) Никогда прежде не бывало
в сенате такого ужаса - настолько могущественным был тогда Клузий,
настолько грозным имя Порсены. Боялись не только врагов, но и собственных
граждан, как бы римская чернь от страха не впустила в город царей, не
приняла бы мир даже на условиях рабства. (6) Поэтому сенат многое сделал
тогда, чтобы угодить простому народу. Прежде всего позаботились о
продовольствии: одни были посланы за хлебом к вольскам, другие - в Кумы28.
Затем приняли постановление о продаже соли, которая шла по непосильной
цене, государство взяло на себя это дело, отобравши его у частных лиц29.
Плебеев освободили от пошлин и налогов: пусть платят те, у кого хватает
дохода, с неимущих довольно того, что они растят своих детей. (7) Эта
уступчивость сенаторов перед лицом надвигающихся невзгод, осады и голода
настолько сплотила граждан, что имя царей одинаково было ненавистно высшим
и низшим (8) и никто никогда потом никакими хитростями не мог склонить к
себе народ так, как в ту пору сенат своей распорядительностью.

10. (1) Когда подошли враги, все перебрались с полей в город, а вокруг него
выставили стражу. (2) Защищенный с одной стороны валом, с другой - Тибром,
город казался в безопасности. Только Свайный мост чуть было не стал дорогою
для врага, если бы не один человек - Гораций Коклес30; в нем нашло оплот в
этот день счастье города Рима. (3) Стоя в карауле у моста, он увидел, как
внезапным натиском был взят Яникульский холм, как оттуда враги бегом
понеслись вперед, а свои толпой побежали в страхе, бросив оружие и строй.
Тогда, останавливая бегущих по-одиночке, (4) становится он на их пути и,
людей и богом призывая в свидетели, начинает объяснять, что бессмысленно
так бежать без оглядки; ведь если они, перейдя через мост, оставят его за
спиною, то сразу же на Палатине и на Капитолии будет еще больше врагов, чем
на Яникуле. Потому-то он просит, приказывает им разрушить мост огнем ли
железом ли, чем угодно; а сам он примет на себя натиск врагов и в одиночку
будет держаться, сколько сумеет.
     (5) И вот он вышел один к началу моста, хорошо заметный среди
показавших врагам свои спины, его оружие было изготовлено к рукопашной, и
самой этой невероятной отвагой он ошеломил неприятеля. (6) Двоих еще
удержало с ним рядом чувство стыда: Спурия Ларция и Тита Герминия,
известных знатностью и подвигами. (7) С ними отразил он первую бурю натиска
и самый мятежный порыв схватки; а когда от моста оставалась уже малая
часть, он и их отослал на зов разрушавших в безопасное место. (8) Грозный,
свирепо обводя взглядом знатнейших этрусков, он то вызывает их поодиночке
на бой, то громко бранит всех разом: рабы надменных царей, не пекущиеся о
собственной свободе, они ли это пришли посягать на чужую? (9) Некоторое
время те медлят, оглядываясь друг на друга, кто первым начнет сражение; но
потом стыд взял верх, и под громкие крики в единственного противника со
всех сторон полетели дротики. (10) Все их принял он на выставленный щит и,
твердо стоя, с тем же упорством удерживал мост - его уже пытались, напирая,
столкнуть в реку, как вдруг треск рушащегося моста и крик римлян,
возбужденных успехом своих усилий, отпугнули нападение. (11) Тогда-то
воскликнул Коклес: "Отец Тиберин! Тебя смиренно молю: благосклонно прими
это оружие и этого воина!" - и как был, в доспехах, бросился в Тибр.
Невредимый31, под градом стрел, переплыл он к своим - таков был его подвиг,
стяжавший в потомках больше славы, чем веры. (12) Столь великая доблесть
была вознаграждена государством: ему поставили статую на Комиции32, а земли
дали столько, сколько можно опахать плугом за день. (13) С общественными
почестями соперничало усердие частных лиц; сколь ни скудно жилось, каждый
сообразно с достатком принес ему что-нибудь от себя, урывая из необходимого.

11. (1) Порсена, отраженный в своем первом натиске, принял решение перейти
от приступа к осаде: выставил стражу на Яникуле, а лагерь расположил на
равнинном берегу Тибра, собрав к нему отовсюду суда и для надзора, (2)
чтобы не было в Рим подвоза продовольствия, и для грабежа, чтобы воины
могли переправляться при случае где угодно. (3) Скоро римские окрестности
стали так небезопасны, что, не говоря о прочем, даже скот из окрестностей
сгоняли в город, не решаясь пасти его за воротами. (4) Впрочем, такую волю
этрускам римляне предоставили не столько из страха, сколько с умыслом, ибо
консул Валерий, ожидая случая внезапно напасть на врагов, когда они будут и
многочисленны и рассеяны, не заботился мстить по мелочам и готовил удар
более грозный. (5) Чтобы заманить грабителей, он приказал своим выгнать на
следующий день большое стадо через Эсквилинские ворота, самые удаленные от
противника, в расчете на то, что враги узнают об этом заранее от неверных
рабов, перебегавших к ним из-за осады и голода.
    (6) Действительно, по доносу перебежчиков неприятели, в надежде на
богатую добычу, переправились через реку в большем, чем обычно, числе. (7)
Тогда Публий Валерий приказывает Титу Герминию с небольшим отрядом до поры
засесть в засаду у второго камня33 по Габийской дороге, а Спурию Ларцию - с