ненависть к себе они перекладывают на сенат. (3) Конечно, говорили они,
будь в государстве настоящие правители, не было бы в Риме собраний, кроме
общенародного; теперь же по тысяче курий и народных сходок рассеяно и
разделено общее дело - иные на Эсквилине, а иные на Авентине. (4) Право же,
один истинный муж (ведь это поважнее, чем консул), такой, как Аппий
Клавдий, мгновенно разогнал бы все эти сборища. (5) Когда же после такого
порицания консулы осведомились, чего же от них ожидают, ибо они готовы
действовать по воле сенаторов незамедлительно и сурово, то было решено как
можно строже провести воинский набор: это праздность, мол, развратила народ.
    (6) Распустив сенат, восходят консулы на трибунал68 и поименно
выкликают юношей. Но никто не отозвался на свое имя, а собравшаяся вокруг
толпа стала, как на сходке, кричать, что больше не удастся обманывать
простой народ: ни одного воина консулы не получат, пока не исполнят
всенародно обещанное; (7) пусть каждому сначала вернут свободу, а затем уж
дадут оружие, чтобы сражался он за свое отечество и сограждан, а не за
своих господ. (8) Консулы понимали, чего хочет от них сенат, но никого из
тех, кто столь пылко говорил в стенах курии, не было рядом с ними, чтобы
разделить народную ненависть; а ясно было, что борьба с плебеями предстоит
жестокая. (9) Поэтому, прежде чем решиться на крайность, сочли они за
лучшее вторично обратиться к сенату. Но тут некоторые из самых младших
сенаторов прямо бросились к креслам консулов, требуя, чтобы те отказались
от консульской должности и сложили с себя власть, к защите которой они не
способны.

29. (1) Взвесив обе возможности69, консулы наконец заявили: "Не говорите,
что вас не предупреждали, отцы-сенаторы: начинается грозный мятеж. Мы
требуем, чтобы те, кто упрекает нас в бездействии, участвовали с нами в
наборе войска. Тогда, если вам так угодно, мы поведем дело по самому
суровому вашему решению". (2) Консулы возвращаются на трибунал и нарочно
приказывают выкликнуть по имени одного из тех, кто на виду. Поскольку тот
стоит молча, а вокруг него кольцом становятся люди, чтобы его как-нибудь не
обидели, консулы посылают ликтора. (3) Когда ликтора отогнали,
сопровождающие консулов сенаторы кричат, что это возмутительно, и сбегаются
к нему на помощь. (4) Однако ликтору толпа лишь не позволила схватить
человека, а на сенаторов она обратила всю свою горячность, и только
вмешательством консулов остановлена была драка, в которой, правда, обошлось
без камней и оружия, так что больше было криков и раздражения, чем насилия.
    (5) В страхе созывают сенат, в еще большем страхе совещаются,
пострадавшие требуют разбирательства, каждый предлагает самые суровые меры,
но не столько толковыми суждениями, сколько криками и шумом. (6) Затем,
когда гнев стих и консулы попеняли, что в курии не больше здравомыслия, чем
на форуме, заседание пошло по порядку. (7) Было три мнения. Публий Вергиний
не рассматривал предмета широко, он считал, что следует обсудить только
дело тех, кто, положась на обещания консула Публия Сервилия, ходил воевать
с вольсками, аврунками и сабинянами. (8) Тит Ларций полагал, что не такое
теперь время, чтобы лишь вознаграждать заслуги; весь народ опутан долгами,
и с делом не покончить, если не позаботиться обо всех: ведь если люди
окажутся в неравных условиях, это только разожжет недовольство, а не
ослабит его. (9) Аппий Клавдий, и по природе суровый, и ожесточенный как
ненавистью плебеев, так и восхвалениями отцов, утверждал, что вся смута
пошла не от бед, а от распущенности и плебеи больше дурят, чем
неистовствуют. (10) А корень всех бед - право обжалования70; если все можно
обжаловать перед такими же виноватыми, то от консульской власти остаются
одни пустые угрозы. (11) "Давайте,- сказал он,- назначим диктатора, на
которого нет обжалования71,- и сразу стихнет ярость, которою теперь все
горят. (12) Пусть тогда попробует тронуть ликтора тот, кто знает, что спина
его и жизнь в полной власти диктатора, чье величие он оскорбил!"

30. (1) Многим предложение Аппия казалось суровым и жестоким, каким оно,
впрочем, и было; с другой стороны, предложения Вергиния и Ларция подавали
дурной пример, в особенности последнее, уничтожавшее всякую веру в денежных
делах. Самым беспристрастным и сдержанным представлялся обеим сторонам
совет Вергиния; (2) но по личным и междоусобным отношениям, которые всегда
мешали и будут мешать общественным обсуждениям, верх взял Аппий, и дело
едва не дошло до того, чтобы он и стал диктатором, (3) а это неминуемо
оттолкнуло бы простой народ в самое опасное время, когда вольски, эквы и
сабиняне разом двинулись войною на Рим. (4) Однако консулы и старшие
сенаторы позаботились, чтобы должность со столь мощною властью передать
человеку сдержанному. (5) Диктатором избрали Мания Валерия, сына Волеза.
Плебеи хотя и понимали, что избрание диктатора направлено против них, но,
памятуя, что закон об обжаловании дал им его брат, ничего крутого и
недоброго от этого рода не ожидали. (6) А диктаторский указ, весьма схожий
с указом консула Сервилия, подкрепил это мнение; и рассудив, что и на этого
человека, и на его власть можно положиться, плебеи оставили пререкания и
стали записываться в войско. (7) Набралось неслыханное войско из десяти
легионов; по три легиона отдали консулам, а четыре - в распоряжение
диктатора.
     (8) Дольше нельзя было откладывать войну. Эквы вступили на латинскую
землю. Латинские послы обратились в сенат с просьбой или направить им
помощь, или позволить вооружиться самим для защиты своих границ. (9) Решено
было, что безопаснее встать на защиту безоружных латинов, чем позволить им
вновь взяться за оружие. Послали консула Ветузия, и набегам был положен
конец. Эквы отступили с полей и, больше полагаясь на выгоды местности, чем
на оружие, отсиживались на вершинах гор.
     (10) Другой консул пошел на вольсков и, чтобы не терять времени,
жестоким опустошением полей сам вынудил врага приблизить лагерь и
приготовиться к бою. (11) В поле между двумя лагерями выстроились оба
войска, каждое перед своим валом. (12) Вольски превосходили противника
численностью, поэтому они начали бой нестройно и беспечно. Римский консул
приказал войску не двигаться и не отвечать на бранный крик, а стоять на
месте, воткнув копья в землю, и, лишь вплотную подпустив врага, всею силою
ударить на него с мечами. (13) Вольски, утомленные бегом и криками,
кинулись было на римлян, казалось, остолбеневших от страха, но, неожиданно
встретив отпор и увидев перед глазами сверкающие мечи, пришли в смятение,
словно попав в засаду, и повернули назад. Но и для бегства у них не было
уже сил, потому что бегом они начинали бой; (14) римляне же, встретившие
битву спокойно стоя, со свежими силами легко настигли утомленных и одним
натиском взяли лагерь. Из лагеря враг бежал в Велитры; в погоне за ним
вместе с побежденными и победители ворвались в город; больше крови было
пролито в общей резне, нежели на поле боя. Были помилованы лишь немногие: