бой, потом, ничего не добившись, громко понося то самих консулов, то
войско: (4) нашли, мол, средство от страха - притворные раздоры, ведь не
своих воинов опасаются консулы, но их трусости. А молчаливое безделье,
оказывается, новый род военного мятежа; да что там, сами они - новый род и
племя. Дальше в ход шли и правда и выдумки о происхождении римлян. (5) Эта
шумная брань из-под самого вала, из-за ворот не действовала на консулов; но
сердца множества неискушенных воинов мятутся стыдом и негодованием,
отвлекаясь от внутренних неурядиц. Не желают они оставить врагов без
отмщения, не желают и подчиняться сенаторам и консулам; ненависть к чужим и
к своим борется в их душах. (6) Ненависть к чужим побеждает - до того
нестерпимо и нагло издевались враги. Воины толпой собираются к палатке
консулов, просят битвы, требуют дать знак к бою. (7) Консулы, как бы
раздумывая, склоняются друг к другу, долго переговариваются. И сами они
хотели сражения, но следовало сдержаться и скрыть это желание, чтобы
промедлением и противодействием прибавить пыла возбужденным воинам. (8)
Консулы отвечают: рано, еще не время для боя, пусть все остаются в лагере.
И объявляют: от столкновений воздерживаться, а кто ослушается приказа, тех
казнить как врагов. (9) С тем воины и разошлись, и, чем меньше видели они у
консулов желания сражаться, тем больше пылали сами. А враги, как только
стало известно, что консулы постановили не начинать сражения, расходятся
еще пуще: (10) им понятно теперь, что и дальше безнаказанно будут они
глумиться над римлянами, оружия воинам не доверят, дело вот-вот дойдет до
мятежа, конец пришел римскому владычеству. Положившись на это, подбегают
они к воротам лагеря, выкрикивают ругательства, едва удерживаются от
приступа. (11) Но и римляне не в силах дольше терпеть оскорблений: по всему
лагерю с разных сторон бегут воины к консулам, подступают к ним уже не с
осторожностью, не через центурионов, как раньше, а все наперебой с громкими
криками. Час настал, но консулы медлят. (12) И тут Фабий, когда товарищ его
из страха мятежа был готов уступить нарастающему волнению, дал трубный знак
к тишине и сказал: "Я знаю, Манлий, что победить они могут, но их вина, что
не знаю, хотят ли. (13) Поэтому твердо решено не давать знака к
выступлению, покуда не поклянутся они, что вернутся из этого боя
победителями. Римского консула воины раз обманули в битве, но богов никогда
не обманут". Был тут центурион Марк Флаволей, среди первых рвавшийся к
битве. (14) "Победителем я из боя вернусь, Марк Фабий!" - возглашает он,
призывая на себя гнев отца-Юпитера, Марса Градива и других богов, если
солжет. Ту же клятву, каждый за себя, дает и все войско. После клятвы дают
сигнал к наступлению, хватаются за оружие, бросаются в бой, исполненные
надежды и гнева. (15) Пусть теперь посмеют браниться этруски, пусть теперь,
перед оружием, попридержит враг языки! (16) В этот день все, и плебеи и
патриции, выказали редкую доблесть и самой блистательной стала слава
Фабиев. Озлобившие плебеев во многих гражданских распрях, этой битвой
пожелали они их с собой примирить.

46. (1) Строят ряды, не уклоняется и враг: ни вейяне, ни этрусские легионы.
Почти твердой была их уверенность, что и с ними сражаться будут не лучше,
чем недавно с эквами; больше того, что при таком раздражении римских воинов
и в столь двусмысленных обстоятельствах их нельзя считать неспособными даже
на худшее преступление100. (2) Вышло же все по-иному; грозно, как ни в
какой прежде войне, начали сражение римляне, так их разъярили враги
насмешками, консулы промедлением. (3) Этруски едва успели развернуть строй,
среди первой сумятицы не метнув даже, а наугад пустив дротики, как дело уже
дошло до рукопашной; меч на меч, когда бой всего неистовей.
     (4) В первых рядах лучшее зрелище, лучший пример являл согражданам род
Фабиев. Квинта Фабия, позапрошлогоднего консула, первым бросившегося на
строй вейян и забывшего осторожность в толпе врагов, этрусский воин, умелый
и сильный, поразив мечом в грудь, пронзает насквозь; вырвавши клинок, Фабий
падает ничком. (5) Гибель одного этого мужа сразу сделалась ощутимой в
обоих войсках; и римляне уже было начали отступать, когда консул Марк
Фабий, перепрыгнув через простертое тело и выставив вперед круглый щит,
воскликнул: "В том ли клялись вы, воины, что вернетесь в лагерь беглецами?
(6) Или вы больше боитесь трусливейшего врага, чем Юпитера и Марса,
которыми вы клялись? А я, не клявшийся, либо вернусь победителем, либо тут
найду смерть в бою возле тебя, Квинт Фабий!" Отозвался консулу Цезон Фабий,
консул предыдущего года: "Словами ли этими, брат, ты думаешь призвать их к
бою? (7) Призовут их боги, которыми они поклялись; нам же, как и подобает
лучшим, как достойно имени Фабиев, должно убеждать воинов боем, а не
увещеваниями!" С копьями наперевес устремляются оба Фабия вперед и увлекают
за собою все войско.

47. (1) Итак, на этом крыле сражение возобновилось, а на другом столь же
деятельно разжигал битву консул Гней Манлий, и удача была там такой же
изменчивой. (2) Как за Квинтом Фабием на другом крыле, так и здесь, за
консулом Манлием, гнавшим врагов, словно уже разбитых, неутомимо следовали
воины; но, когда он, тяжело раненный, покинул строй, воины, думая, что он
убит, подались назад (3) и покинули бы поле, если бы не прискакал сюда во
весь опор другой консул с несколькими конными турмами101, крича, что жив
товарищ его, а сам он, разбив врага на другом крыле, явился сюда
победителем. Этим он поддержал пошатнувшееся усердие, (4) а тут и сам
Манлий объявляется перед войском, чтобы восстановить строй. И знакомые лица
обоих консулов воодушевляют воинов.
     Неприятельский строй между тем поредел, так как враги, понадеявшись на
свое численное превосходство, послали запасные отряды брать римский лагерь.
(5) Здесь их натиск не встретил больших препятствий; и пока они, больше
думая о добыче, чем о сражении, тратили время впустую, римские триарии102,
не сумевшие отразить первого нападения, отправили консулам донесение о
положении дел, а сами, собравшись у консульской палатки, на свой страх
возобновили сражение. (6) Консул Манлий возвратился к лагерю и, поставив
отряды у всех ворот, преградил врагам путь к отступлению. Отчаяние
пробудило в этрусках не отвагу даже, а бешенство. Мечась в поисках выхода,
они сделали несколько бесплодных попыток прорваться, а потом кучка молодежи
бросилась на самого консула, узнав его по доспехам. (7) Первые удары
приняли на себя его спутники, но им не хватило сил для защиты: консул
падает, смертельно раненный, и все разбегаются по сторонам. (8) Этруски
воодушевляются; перепуганные римляне в ужасе бегут по лагерю; и не миновать
бы самого худшего, если бы легаты, подхватив тело консула, не открыли одни
ворота, освободив путь врагам. (9) Устремясь в эти ворота беспорядочной
толпой, враги сталкиваются со вторым консулом, уже победоносным - и здесь
их вновь бьют и гонят.
     Победа была блистательная, но омраченная гибелью двух славных мужей.