Аппия Клавдия, сына Аппия, ненавистного и неугодного плебеям уже памятью о
стычках с его отцом. В товарищи ему дают Тита Квинкция.
    (6) С самого начала года [471 г.] речь прежде всего пошла о новом
законе. Но теперь поборником закона, предложенного Волероном, был и товарищ
его Леторий, только что взявшийся за это дело; он был еще решительнее. (7)
Горячности добавляла ему громкая слава, обретенная на войне, ибо вряд ли
был в то время более храбрый воин. И если Волерон не говорил ни о чем,
кроме закона, воздерживаясь от порицания консулов, то Леторий выступил с
обвинением Аппия и его семейства, надменнейшего и жесточайшего к простому
народу: не консула, (8) утверждал он, избрали сенаторы, а палача, чтобы
терзать и мучить плебеев. Грубый язык военного человека был недостаточен
для его свободолюбивого духа. (9) И вот, когда не хватило ему слов, он
сказал: "Не так складно я говорю, квириты, как держусь сказанного; будьте
здесь завтра. Я либо погибну на ваших глазах, либо проведу закон".
    (10) На следующий день трибуны занимают освященное место114. Консулы и
знать приходят в собрание, чтобы помешать принятию закона. Леторий
приказывает удалить всех, кроме участников голосования. (11) Знатные юноши
стояли перед посыльными, не двигаясь с места. Тогда Леторий приказывает
схватить кого-нибудь из них. Консул Аппий возражает; право трибунов,
говорит он, распространяется лишь на плебеев, (12) это должность не
общенародная, но только плебейская; даже и сам он, по обычаям предков, не
мог бы своей властью разгонять народ, ведь говорится так: "Если вам угодно,
удалитесь, квириты". Такими пренебрежительными рассуждениями о праве он
легко выводит Летория из себя. (13) Кипя негодованием, направляет трибун к
консулу посыльного, консул - к трибуну ликтора, выкрикивая, что трибун -
частный человек, нет у него власти, нет должности; (14) не миновать бы
насилия, если бы все собрание не восстало яростно за трибуна против
консула, а взволнованная толпа не сбежалась на форум со всего города. Но
Аппий, невзирая на эту бурю, упорно стоял на своем; (15) столкновение
готово было обернуться кровопролитием, если бы не второй консул - Квинкций;
он поручил консулярам115 силой, если иначе нельзя, увести товарища с
форума, он смягчил мольбами разбушевавшийся простой народ, он уговорил
трибунов распустить собрание: (16) пусть уляжется раздражение - время не
лишит их силы, но прибавит к ней разумение, и отцы подчинятся народу, и
консул - отцам.

57. (1) Трудно было Квинкцию утихомирить плебеев, еще труднее сенаторам -
второго консула. (2) Когда наконец народное собрание было распущено,
консулы созвали сенат. Там страх и гнев заставляли говорить разное, но, по
мере того как в ходе долгого заседания порыв уступал место обсуждению,
сенаторы отвращались от вооруженной борьбы и наконец уже благодарили
Квинкция за то, что его стараниями успокоена была распря. (3) Аппия
уговаривали, чтобы он искал такого величия консульской власти, какое
совместимо с согласием среди граждан: а пока трибуны и консулы тянут каждый
в свою сторону, никакой средней силы не остается, разъято и растерзано
оказывается государство - думают больше о том, в чьих оно будет руках, чем
о том, чтобы сохранить его в целости. (4) Аппий, напротив, призывал богов и
людей в свидетели того, что государство предано и покинуто из трусости, что
не сенату недостает консула, а консулу - сената; законы принимаются более
тягостные, чем были приняты на Священной горе. Однако, побежденный
единодушием сенаторов, он умолк. Закон прошел спокойно.

58. (1) Впервые тогда трибуны избраны были на собрании по трибам; (2) число
их увеличилось, к прежним двум прибавили еще троих - так пишет Пизон и
перечисляет их имена: Гней Сикций, Луций Нумиторий, Марк Дуиллий, Спурий
Ицилий, Луций Мецилий.
    (3) Среди этих городских беспорядков началась война с вольсками и
эквами. Они захватили поля, чтобы на случай нового ухода плебеев было к их
услугам прибежище, когда же у римлян все обошлось, отодвинули лагерь. (4)
Аппий Клавдий послан был против вольсков, Квинкцию достались эквы. В походе
Аппий был так же крут, как и дома, чувствуя себя вольнее без трибунских
ограничений. (5) Ненавидел плебеев он еще больше, чем его отец. Как? Они
его пересилили? И это при нем, при единственном консуле, избранном
наперекор трибунской власти, принят был тот закон, которому предыдущие
консулы успешно противостояли с меньшей тратой сил и при меньших упованиях
сенаторов? (6) Гнев и негодование побуждали его жестокую душу мучить войско
своею свирепой властью. Но никакой силой не мог он его смирить, так
впиталась в души вражда. (7) Все выполнялось лениво, небрежно, нехотя, с
упрямством; не действовали ни стыд, ни страх. Если приказывал он ускорить
шаг, нарочно шагали медленнее; если являлся он поощрить работы, все
ослабляли проявленное без него усердие; (8) он приходил - от него
отворачивались; он мимо шел - тихо проклинали, так что временами это
волновало даже его не побежденный ненавистью плебеев дух. (9) Исчерпав
наконец свою суровость, он уже ничего не приказывал воинам, говорил, что
войско развращено центурионами, и порой, насмехаясь, звал их народными
трибунами и Волеронами.

59. (1) Обо всем этом вольски знали и тем пуще грозили, надеясь, что
римское войско столь же будет враждебно к Аппию, сколь было - к консулу
Фабию. (2) Аппия ненавидели даже больше, чем Фабия: воины не только не
хотели победить, как то было при Фабии, но желали быть побежденными.
Выведенные для сражения, они в постыдном бегстве бросились назад в лагерь и
остановились не раньше, чем увидели знамена вольсков перед самым своим
укреплением и позорное избиение своего тыла. (3) Это заставило их собрать
силы к бою, так что враг, почти уже победитель, был отброшен от вала; и
все-таки было достаточно ясно, что римские воины не желают лишь отдавать
лагерь, а в остальном рады были своему поражению и позору. (4) Этим не
сломлен был неукротимый дух Аппия; он хотел крутых мер: объявил о сходке,
но к нему сбежались трибуны116 и легаты, советуя не испытывать свою власть,
вся сила которой в добровольности послушания. (5) Воины не скрывают, что на
собрании, говорили ему, всюду только и слышишь о том, что пора уходить из
вольской земли. (6) Победоносный враг только что уже был у самых ворот и
вала; не какие-то там подозрения, явный образ бедствия - перед глазами.
     Консул не спорил, ведь уступка только отсрочивала наказание, и отменил
сходку. Выступление он назначил на следующий день и с первыми лучами солнца
дал трубный сигнал. (7) Как только войско было выведено из лагеря, вольски,
будто поднятые теми же трубами, напали на него с тыла. Смятение,
прокатившись от последних до передних рядов, смешало и ряды, и знамена, так
что нельзя было ни слышать приказаний, ни строиться к бою. Никто не думал
ни о чем, кроме бегства. (8) Врассыпную, через груды тел и оружия бежали