войско; главную ставку они делают на Антий, жители которого открыто
собираются и совещаются в Эцетрах; отсюда, по их словам, война берет начало
и силы. {9) Как только сенат был извещен об этом, объявили набор. Одному
консулу приказали идти на вольсков, другому - на эквов.
    (10) Но трибуны объявили войну с вольсками разыгранной на форуме
комедией, в которой была заготовлена роль и для герников: не умея отнять у
римлян свободу в открытом бою, они ловчат и лгут; (11) никто не поверит,
чтоб почти уничтоженные вольски и эквы по собственному почину вновь подняли
оружие, и вот выискался новый враг: (12) невинным антийцам объявляют войну,
а воевать будут римские плебеи. Обремененных оружием, консулы быстро
погонят их из Рима, мстя трибунам удалением, а вернее, изгнанием граждан;
(13) закон, таким образом, не пройдет, нечего и думать об этом, если только
плебеи, пока они еще дома, пока они еще не на военной службе, не
позаботятся о том, чтоб не попасть под ярмо и навсегда не лишиться Города.
(14) Было бы только мужество, а силы найдутся: все трибуны уверены в этом.
Ничто не угрожает нам извне, и никаких трудностей тоже нет: в прошлом году
боги позаботились о том, чтоб народ смог защитить свободу. Так сказали
трибуны.

11. (1) На глазах у них консулы расставили в противоположной стороне форума
кресла и начали набор. Туда, увлекая за собой собравшуюся толпу, сбежались
трибуны. Кое-кого вызвали как бы для выяснений, но тотчас применена была
сила. (2) Кого бы по приказу консула ни хватал ликтор, трибун повелевал
отпустить; стремление соблюсти личные права нарушило порядок, каждый
полагался на себя, и желаемое приходилось вырывать силой.
    (3) Точно так же, как вели себя, запрещая набор, трибуны, действовали
сенаторы, не допуская голосования о законе, который предлагался народному
собранию всякий раз, как оно созывалось. (4) Драка начиналась всегда с
того, что всякий раз, как трибуны приказывали народу разойтись для
голосования, патриции отказывались двигаться с мест. Знатнейшие почти не
принимали в этом участия, ибо дело вершил не разум, а наглый произвол.
    (5) По большей части в стороне держались и консулы, чтоб при таком
обороте дела не было как-нибудь оскорблено их достоинство.
    (6) Больше других своей знатностью и силой кичился в то время статный
юноша Цезон Квинкций. К тому, чем наградили его боги, он присовокупил
блестящие подвиги на войне и красноречие на форуме, так что никто в Риме не
мог считаться ни более храбрым, ни более речистым. (7) Появляясь среди
патрициев, он выделялся из всех, в его голосе и силе словно бы воплощались
все консульства и диктатуры. Он в одиночку сдерживал натиск трибунов и
неистовство народа. (8) Под его предводительством с форума нередко
прогоняли трибунов, расталкивали и обращали в бегство толпу;
сопротивлявшихся избивали и выгоняли, сорвав с них одежду, и не оставалось
сомнений, что если он и впредь так будет себя вести, то закон не пройдет.
    (9) И тут, при почти полном замешательстве остальных трибунов, один из
них, Авл Вергиний, обвинив Цезона в уголовном преступлении23, вызывает его
в суд. Но это вовсе не устрашило, а только распалило неукротимый дух
Цезона; он стал еще непримиримее к предложенному закону, возмутил народ и
пошел настоящей войной против трибунов. (10) Обвинитель не сдерживал
обвиняемого, позволив ему самому возбудить против себя ненависть и дать
новые доказательства своей виновности: закон вносился на обсуждение уже не
затем, чтобы быть принятым, а чтобы раздразнить опрометчивого Цезона. (11)
К тому же многие необдуманные слова и поступки молодежи приписывались
Цезону, ибо только его и считали на них способным. Но противодействие
закону не прекращалось. (12) Авл же Вергиний все твердил народу: "Неужто
вам непонятно, квириты, что нельзя одновременно числить Цезона среди
сограждан и получить желанный закон? (13) Да что говорить о законе! Ведь он
отнимает у вас свободу, превосходя гордыней всех Тарквиниев. Вы дождетесь,
что тот, кто, будучи частным лицом, благодаря своей силе и наглости ведет
себя как царь, сделается консулом или диктатором!" Многие соглашались с
ним, жалуясь на нанесенные побои и требуя от трибуна, чтобы тот довел дело
до конца.

12. (1) Приближался день суда, и люди, казалось, уверовали в то, что от
осуждения Цезона зависит их свобода. Только это и заставило его, вызывая
еще большую ненависть, кое-кого просить о помощи. С ним пришли его близкие,
первые люди государства. (2) Тит Квинкций Капитолин, трижды бывший
консулом, много говорил о своих и рода своего подвигах, чтобы объявить, (3)
что никогда еще ни в роду Квинкциев, ни в целом Риме не было человека, от
природы наделенного такой доблестью. Цезон, говорил он, уже в самом начале
своей воинской службы на его глазах вступал в единоборство с неприятелем.
(4) Спурий Фурий рассказал, как Цезон, будучи послан Квинтом Капитолином, в
трудный час подоспел к нему на выручку: "Никому не обязан я так, как ему,
спасением дела". (5) Консул прошлого года Луций Лукреций, чья слава еще не
успела померкнуть, заявил, что делит свои заслуги с Цезоном, вспомнил о
боях, перечислил подвиги его в походах и сражениях, просил и настаивал на
том, что (6) столь замечательного, щедро одаренного природой и судьбой
юношу, призванного занять выдающееся место в любом государстве, куда бы он
ни пришел, предпочтительней числить в своих, а не в чужих согражданах. (7)
Его горячности и дерзости, вызывающих теперь неприязнь, с возрастом убудет,
а рассудительность, в которой он так нуждается, день за днем прибывает;
чтоб порочность его истощилась, а доблесть созрела, такому человеку надобно
дать состариться в Риме.
    (8) Среди защищавших Цезона был и отец его, Луций Квинкций, по
прозванию Цинциннат, который просил простить его сыну ошибки молодости и,
чтобы перечнем сыновних заслуг не усугубить ненависти, умолял помиловать
его и напоминал о том, что сам он, Цинциннат, ни словом ни делом ни перед
кем не провинился. (9) Одни не слушали эти мольбы - кто из застенчивости,
кто из страха, другие в ответ жаловались сами, выставляя следы побоев, и их
злоба предвещала приговор.

13. (1) Всеобщую ненависть к обвиняемому усугубляло еще одно преступление,
свидетелем которого выступил Марк Вольсций Фиктор, бывший за несколько лет
до того народным трибуном. (2) Вскоре после избавления Города от чумы он
наткнулся на Субуре24 на шайку бесчинствующих юнцов. Завязалась ссора, во
время которой Цезон ударил и сбил с ног старшего брата Фиктора, еще не
вполне окрепшего после болезни: (3) полуживого, его на руках отнесли домой,
и умер он, как полагали, от этого удара, но консулы прошлых лет не дали
довести до конца расследование столь темного дела. Людей так взбудоражили
разоблачения Вольсция, что толпа едва не растерзала Цезона.
    (4) Вергиний приказал схватить Цезона и заточить в темницу. Но патриции