сопротивляться тем, перед кем не устояла сомкнутая в тесные ряды пехота!
(7) И всадники вняли его словам. Одним ударом они смяли вражескую конницу:
многие попадали с коней, и их самих и лошадей их пронзали копьями. Так
завершилось сражение с конницей. (8) Напав после этого на пехотинцев,
всадники лишь тогда известили о своих подвигах консула, когда
неприятельское войско уже дрогнуло. Это известие воодушевило одерживавших
верх римлян и вызвало замешательство среди отступающих эквов. (9) Поражение
врагов началось в середине строя, где ряды обороны прорвала конница; (10)
потом консул Квинкций подавил сопротивление на левом крыле, и только на
правом дело еще требовало больших усилий. Тут Агриппа, молодой и горячий,
как только заметил, что в других местах дело идет лучше, чем у него, стал
выхватывать знамена у знаменосцев и даже, бросаясь вперед, швырять их в
сомкнутые неприятельские ряды. (11) Страшась позора112, воины ринулись на
врага. Так победа была уравновешена между всеми. Но тут от Квинкция пришло
известие, что он победил и грозит уже неприятельскому лагерю, но не хочет
туда врываться, пока не узнает, что бой выигран и на левом крыле; (12) Если
же Агриппа уже разбил врага, пусть присоединяется, чтобы все войско разом
овладело добычей. (13) Одержавший победу Агриппа прибыл поздравить
победителя Квинкция уже к неприятельскому лагерю. Мгновенно разогнав
немногих защитников, они без боя преодолели укрепления, а вышли оттуда с
войском, захватившим богатую добычу и к тому же вернувшим свое имущество,
отнятое неприятельскими набегами. (14) Мне известно, что консулы сами не
требовали триумфа, и сенат его им не предоставил, но я не имею сведений о
причине, из-за которой они пренебрегли этой почестью или не понадеялись на
нее. (15) Я полагаю, насколько позволяет давность случившегося, что
вследствие отказа сената почтить триумфом консулов Валерия и Горация,
снискавших славу победителей не только вольсков и эквов, но также и
сабинян, этим консулам стыдно было требовать триумф за свои подвиги,
вполовину меньшие совершенных теми, ведь, добейся они его, и могли бы
подумать, что в расчет были приняты сами люди, а не их заслуги.

71. (1) Слава одержанной над врагом победы была омрачена позорным
приговором, вынесенным в Риме по поводу спора союзников о границах. (2)
Ардеяне и арицийцы, изнуренные частыми войнами, которые велись из-за
спорных земель и наносили большой урон обеим сторонам, попросили римский
народ рассудить их. (3) Когда они явились для изложения дела и консулы
созвали народ, завязался продолжительный спор. Уже после того, как были
выслушаны свидетели и пора было созывать трибы, а народу приступить к
голосованию, поднялся некто Публий Скаптий, престарелый плебей, и сказал:
"Если мне, консулы, позволено высказаться о государственном деле, то я не
потерплю, чтоб народ оставался в заблуждении касательно этого спора". (4)
Консулы отказались выслушать его заявление как вздорное, но он кричал о
предательстве ими общего дела; консулы приказали прогнать Скаптия, и тот
воззвал к трибунам. (5) Трибуны, которыми толпа правит чаще, чем они ею, в
угоду жаждущим выслушать его плебеям позволили Скаптию говорить, что хочет.
(6) И тот стал рассказывать, что ему пошел уже восемьдесят третий год, а в
тех местах, о которых идет спор, он был на военной службе, но не юношей (то
был уже двадцатый его поход), и война тогда шла близ Кориол. Он, мол,
говорит о деле, многими по давности забытом. (7) Ему же врезалось в память,
что земля, о которой идет спор, входила во владения Кориол и после захвата
города стала по праву победителя общественным достоянием римского народа.
Поэтому его удивляют ардеяне и арицийцы, до поражения Кориол никогда не
предъявлявшие своих прав на эту землю, а теперь вознамерившиеся перехватить
ее у римского народа, произведенного ими из хозяина в третейские судьи. (8)
Ему уже недолго остается жить, но он не мог позволить себе не предъявить
своих прав на эту землю, к захвату которой он приложил руку, когда был
воином, и не возвысить свой голос, последнее оружие старика. Он
настоятельно советует народу из напрасной стыдливости не выносить приговора
против себя самого.

72. (1) Консулы, заметив, как тихо и с каким сочувствием слушают Скаптия,
призвали богов и людей в свидетели против этой гнусной затеи и пригласили
знатнейших сенаторов. (2) Вместе с ними они обходили трибы, заклиная народ
не совершать бесчестного поступка, который послужит образцом для худших
беззаконий, и, оставаясь судьями, не обращать в свою пользу спорный
предмет, ибо, даже если б судье и дозволено было преследовать собственную
выгоду, приобретение этой земли даст прибыль, неизмеримо меньшую того
убытка, который будет понесен, когда из-за бесчестного поступка от Рима
отпадут союзники. (3) Ущерб, который будет нанесен нашему доброму имени,
столь велик, что его и не измеришь: ведь об этом послы расскажут дома, об
этом узнают все - дойдет до союзников, дойдет и до врагов, какое огорчение
для одних, какая радость для других! (4) Вы думаете, у соседних народов
поверят, что все затеял этот старый Скаптий, торчащий на собраниях? В таком
вот виде он и прославится, а о римском народе станут говорить как о падком
на барыши клеветнике и захватчике имущества в чужом споре. (5) Видел ли
кто-нибудь судью по частному делу, чтоб он самому себе присуждал спорную
вещь? Даже сам Скаптий,. хоть в нем уже молчит совесть, такого не сделает.
В один голос твердили об этом консулы и сенаторы; (6) но верх взяла
алчность и пробудивший ее Скаптий. Созванные трибы объявили спорную землю
собственностью римского народа. (7) Утверждают, что и при других судьях все
было бы так же, но в таких обстоятельствах даже правота не могла бы смыть
позор с этого приговора, и римским сенаторам он был не менее гадок и горек,
чем ардеянам и арицийцам. Остаток года прошел спокойно - без волнений в
Городе и без угроз извне.

           Тит Ливий. История Рима от основания города. Книга IV.

КНИГА IV

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
54 55 56 57 58 59 60 61

1. (1) Затем консулами стали Марк Генуций и Гай Курций. Тот год [445 г.]
был недобрым как в домашних делах, так и в военных. Уже в самом его начале
трибун Гай Канулей обнародовал предложение (2) о дозволении законных браков
между патрициями и плебеями1, в чем патриции усмотрели угрозу чистоте их
крови и упорядоченности родовых прав2. Трибуны поначалу осторожно
заговорили о том, чтобы один из консулов мог быть плебеем, и дошло наконец
до того, что девять трибунов предложили закон, (3) согласно которому народ