ров и вал, причем и то и другое потребовало многих сил; построили крепости,
сначала немного, а потом, когда войско было увеличено, вплотную одну к
другой; возвели укрепления, обращенные не только к Городу, но и в сторону
Этрурии, на тот случай, если оттуда подойдут подкрепления. (6) А что
сказать об осадных башнях, навесах, „черепахах" и других приспособлениях
для взятия городов11? Теперь, когда уже затрачено столько труда и
строительство сооружений наконец завершено,- что же, по-вашему, бросить все
это, чтобы летом в поте лица все начать сначала? Строить все заново на
пустом месте? (7) Насколько же потребуется меньше усилий, чтобы охранять
уже сделанное,- неослабное упорство быстрее освобождает от трудов. И ведь
действительно, дело делается скоро, если мы не останавливаемся и сами не
расслабляем своей воли всеми этими задержками да перерывами. (8) Я говорю о
трате сил и времени. А что же, неужели сходки, что так часто собираются в
Этрурии для обсуждения вопроса о помощи Вейям, не напоминают нам об
опасности, которой мы подвергаем себя, откладывая войну? (9) Судя по тому,
как дела обстоят сейчас, этруски озлоблены, разгневаны, они отказываются
слать подкрепления; постольку, поскольку защита города зависит от них, Вейи
можно взять. (10) Но, если война будет отсрочена, кто поручится, что их
настроения останутся неизменными. Дайте им только передышку - и в Этрурию
отправится более солидное и многочисленное посольство, и столь
оскорбительное для этрусков избрание в Вейях царя может быть отменено -
будь то по единодушному решению граждан, которые этой ценой захотят вернуть
расположение Этрурии, или по воле самого царя, коль скоро он решит, что его
царствование служит во вред согражданам. (11) Глядите, сколько опасных
последствий подстерегает нас на предложенном вами пути: утрата сооружений,
созданных с таким трудом; угроза опустошения наших собственных владений;
война со всей Этрурией вместо войны только с Вейями. (12) Вот каковы ваши
советы, трибуны,- клянусь, они не лучше того, как если бы кто-нибудь
попустил больному долго, а может и неизлечимо, болеть из-за сиюминутной
прихоти в еде или питье, в то время как, вытерпев решительные врачебные
меры, больной немедленно выздоровел бы".

6. (1) "Клянусь богами, если бы это даже было не важно для теперешней
войны, то прежде всего в интересах воинской дисциплины следовало бы
приучить нашего воина к тому, что пользоваться плодами уже достигнутой
победы - недостаточно. (2) В случае затяжки предприятия он должен
сдерживать досаду, надеяться на достижение цели, как бы далека она ни была,
и если не удалось окончить войну за лето, то и пережидать зиму - только
перелетные птицы с приходом осени сразу начинают высматривать кров и
убежище. (3) Скажите на милость! Страсть к охоте и связанное с ней
удовольствие влекут людей в горы и леса, через снег и иней - а тут, при
военной необходимости, мы не можем потребовать от них той выносливости,
которую они обычно выказывают среди забав и удовольствий12! (4) Неужели мы
думаем, что уж настолько изнежены тела наших воинов, настолько расслаблен
их дух, что и одной зимы они не смогут провести в лагере, в разлуке с
домом? Что не могут терпеть ни жары, ни холода, словно ведут морскую войну,
в которой главное - следить за погодой и выжидать подходящее время года?
(5) Они бы, конечно, покраснели от стыда, если бы кто-нибудь бросил им
такое обвинение, и принялись бы заверять, что они, как и подобает мужам,
выносливы и душой и телом, что они могут равным образом воевать и летом, и
зимой, что они не поручали трибунам потворствовать изнеженности и
бездействию и что они помнят: самую эту трибунскую власть наши предки
создали не в безмятежности и не под мирной сенью13. (6) Помнить не только о
Вейях и не только о той войне, которая нам предстоит, но искать славы на
будущее - для других войн и среди других народов - вот это достойно
доблести ваших воинов и имени римлян. (7) Или вы думаете, что не столь
важно, какое мнение о нас сложится в результате этой войны: будут ли о нас
думать, по крайней мере наши соседи, что римляне - это народ, которого
никому не следует бояться, стоит лишь выдержать их первый натиск в течение
кратчайшего времени. (8) Или же наше имя будет внушать ужас и о нас будут
знать, что ни тяготы продолжительной осады, ни суровые условия зимы не
могут отогнать римское войско от раз осажденного города, что оно не знает
иного конца войны, кроме победы, что оно воюет не только натиском, но и
упорством? (9) Последнее необходимо в любом воинском деле, но все же
особенно при осаде городов: часто они бывают неприступны благодаря своим
укреплениям и природному положению, (10) но само время завоевывает их,
побеждая голодом и жаждой, как завоюет и Вейи, если врагам не придут на
помощь народные трибуны и если вейяне не найдут в Риме ту поддержку,
которой тщетно ищут в Этрурии. (11) Есть ли что-нибудь столь же желанное
для вейян, как чтобы сначала Город римлян наполнился смутами, а потом, как
бы заразившись, и военный лагерь? (12) Напротив, у врагов, клянусь, такое
самообладание, что ни тяготы осады, ни царская власть не способны толкнуть
их ни на какие новшества, и даже отказ этрусков в помощи не вызвал смятения
умов. (13) Ибо немедленно погибнет всякий, кто станет зачинщиком смуты, и
никто не смеет говорить того, что среди вас произносится безнаказанно. (14)
Избиения палками до смерти14 заслуживает тот, кто бежит с поля битвы или
покидает пост,- а тут не один воин, а все войско открыто, собравшись на
сходке, слушает тех, кто подстрекает бежать и оставить лагерь. (15) Вот
насколько вы привыкли спокойно выслушивать все, что бы ни говорил народный
трибун, пусть даже речь идет о предательстве отечества, о гибели
государства! Захваченные прелестью трибунской власти, вы согласны допустить
любое преступление, совершенное под ее покровительством. (16) Не хватает
только, чтобы им разрешили проповедовать в лагере перед воинами то, что они
кричат здесь! Пусть разложение захватит и войско! Нечего ему подчиняться
полководцам, (17) раз уж в Риме наступила такая свобода, что можно не
уважать ни сенат, ни должностных лиц, ни законы, ни обычаи предков, ни
установления наших отцов, ни воинскую дисциплину!"

7. (1) Аппий уже сравнялся влиянием на сходках с народными трибунами, когда
внезапное известие о несчастье, случившемся под Вейями, сразу дало ему
преимущество в этом соревновании, укрепило согласие сословий и вдохновило
всех на упорную осаду города. А случилось вот что. (2) Когда насыпь была
подведена к городу и осадные навесы вот-вот должны были соединиться со
стенами, ворота внезапно открылись (ибо сооружения эти усерднее возводились
днем, чем охранялись ночью), огромная толпа, вооруженная по преимуществу
факелами, подпалила навесы15, (3) и пламя в одно мгновение поглотило и их,
и насыпь, и все плоды столь длительных трудов. От оружия и огня погибли
также и многие воины, тщетно пытавшиеся исправить дело. (4) Когда эта весть
достигла Рима, всех охватило отчаяние, а сенаторов еще и озабоченность. Они
опасались, что теперь уж не удастся справиться со смутой ни в городе, ни в