десять лет и зим, в течение которых он нанес им поражений куда больше, чем
от них претерпел, и даже когда в конце концов пал по воле рока, то был взят
не силой, но хитростью.

23. (1) Пусть были получены благоприятные знамения, пророчества
прорицателей и оракул Пифии, пусть римляне сделали все, что могло в таком
деле зависеть от человеческого разумения, и избрали командующим Марка
Фурия, величайшего из полководцев,- (2) все равно, когда до Рима донеслась
весть о взятии Вей, ликованию не было предела. Столько лет длилась эта
война! Столько было испытано поражений! (3) Не дожидаясь решения сената,
римские матроны заполонили все храмы, вознося благодарения богам. Сенат
распорядился провести четырехдневные молебствия - ни в одной предыдущей
войне не назначались такие сроки. (4) Въезд диктатора также был обставлен
торжественнее, чем когда-либо раньше: люди всех сословий высыпали его
встречать, и триумф далеко превзошел все почести, обычные в такой день. (5)
Самое сильное впечатление производил сам диктатор, въехавший в город на
колеснице, запряженной белыми конями: он не походил не только на
гражданина, но даже и на смертного. (6) Эти кони как бы приравнивали
диктатора к Юпитеру и Солнцу50, что делало церемонию кощунственной. По
этой-то причине триумф был скорее блестящим, нежели радостным51. (7) Тогда
же Камилл наметил на Авентине место для храма царицы Юноны и освятил капище
Матери Матуты. Закончив все торжественные и мирские дела, он сложил с себя
диктаторство.
     (8) Затем стали обсуждать вопрос о даре Аполлону. Когда Камилл
напомнил, что обещал ему десятину от добычи, понтифики сочли, что следует
освободить народ от этого священного обязательства: (9) невозможно было
заставить его отдать свою добычу, чтобы часть из нее выделить для
выполнения религиозного обета. (10) Наконец сговорились на том, что
казалось самым легким: пусть каждый, кто хочет освободить себя и свое
имущество от обязанности благочестия, сам оценит собственную добычу и
отдаст государству десятую часть этой стоимости, (11) дабы на эти средства
создать дар, достойный римского народа и соразмерный величию храма и
могуществу бога. Упомянутый взнос также отвратил от Камилла души плебеев.
     (12) Среди всех этих событий явились просить о мире послы от вольсков
и эквов. И они получили его: пусть это было недостойно римлян, но
государство, измученное столь долгой войной, нуждалось в отдыхе.

24. (1) На следующий год [395 г.] после взятия Вей избрали шестерых военных
трибунов с консульской властью: двух Публиев Корнелиев (Косса и Сципиона),
Марка Валерия Максима во второй раз, Цезона Фабия Амбуста во второй, Луция
Фурия Медуллина в пятый, Квинта Сервилия в третий. Воевать с фалисками
выпало по жребию Корнелиям, с Капенами - Валерию и Сервилию. (2) Они не
осаждали города и не брали их приступом, но разорили поля и забрали в
добычу все продовольствие, не оставив там ни одного плодоносящего дерева,
ни одного колоса. (3) Это несчастье потрясло капенский народ, он запросил
мира и получил его. Война с фалисками продолжалась.
     (4) Между тем в Риме не затихали разнообразные распри, и для смягчения
их было решено вывести колонию в землю вольсков. Туда записались три тысячи
римских граждан, и выбранные для этого триумвиры нарезали каждому по три и
семь двадцатых югера земли52. (5) Эта раздача вызвала лишь негодование,
поскольку ее сочли подачкой, призванной отвлечь народ от надежд на большее:
зачем усылать плебеев к вольскам, когда под боком великолепный город Вейи,
земли которого плодороднее и обширнее римских? (6) К тому же плебеи явно
предпочитали Риму Вейи из-за их удобного местоположения, роскошных площадей
и зданий, как общественных, так и частных. (7) Именно тогда зародился
замысел переселения в Вейи53, наделавший столько шума уже после взятия Рима
галлами. (8) Предполагалось, что часть плебеев и часть сената переберутся
туда, чтобы два города могли быть объединены в одно государство и населены
римским народом.
     (9) Против этого выступили лучшие граждане54, заявляя, что они готовы
скорее умереть, но только здесь, на виду у народа римского; (10) ведь
теперь даже и в одном городе вон сколько раздоров - что же будет при двух
городах? Неужели кто-то предпочтет побежденную родину победившей, допустит,
чтоб взятые Вейи принесли больше несчастья, чем невредимые? (11) Одним
словом, пусть сограждане оставят их на родине, а сами могут отправляться в
Вейи за градозиждителем Титом Сицинием (именно он внес это предложение от
имени народных трибунов). Их же никакая сила не принудит покинуть бога
Ромула, сына бога, отца-основателя града Рима.

25. (1) Все эти споры сопровождались недостойными перепалками: патриции
привлекли на свою сторону часть военных трибунов; одно не давало плебеям
распустить руки - (2) лишь только поднимался крик, грозивший перерасти в
потасовку, старейшие сенаторы первыми бросались в гущу толпы, призывая на
себя побои, раны и смерть. (3) Поскольку чернь не смела осквернять
достоинство почтенных старцев, то и в прочих грубых поползновениях
почтительность заступала дорогу гневу.
     (4) Камилл же везде и всюду бесперечь выступал с такими речами:
неудивительно, что государство сошло с ума, если оно, будучи связано
обетом, считает любую заботу важнее заботы об исполнении религиозного
долга. (5) Что уж тут говорить о сборе десятины, а вернее, милостыни,- ведь
каждый выплачивает ее частным порядком, а народ в целом освобожден. (6) Но
ему, Камиллу, совесть не позволяет умолчать, что десятина назначается
только из добычи в виде движимого имущества. О городе же, о попавшей в руки
римлян земле, никто и не обмолвится - а они ведь тоже включены в обет.
     (7) Поскольку этот вопрос показался сенату спорным, обратились к
жрецам. Понтифики, собравшись и побеседовав с Камиллом, сочли, что Аполлону
была посвящена десятина от всего, что перед принесением обета принадлежало
вейянам, а потом перешло римлянам. Таким образом, при оценке следовало
учитывать и город с землей (8). Деньги достали из казны, и военным
трибунам-консулярам было поручено закупить на них золото. Поскольку его не
хватало, матроны, посовещавшись об этом, обещали отдать военным трибунам
золото - и действительно передали в казну все свои украшения. (9) Это
деяние вызвало у сената глубочайшую признательность. Передают, что именно
благодаря той щедрости матронам было предоставлено право выезжать в
четырехколесных повозках к священнодействиям и на игры, а в одноколках как
по праздничным, так и по будним дням55. (10) Взвесив и сосчитав полученное
от отдельных лиц золото, трибуны уплатили за него деньгами. Решено было
отлить золотую чашу, которая и была послана в Дельфы как дар Аполлону.
     (11) Только люди отвлеклись от дел благочестия, как народные трибуны
возобновили смуту. Они науськивали толпу на всех знатных, но вперед других