как можно дальше от резни и пожара общественные святыни, чтобы о почитании
богов было забыто не раньше, чем сгинет последний из почитателей. (12) Если
грозящее Городу разрушение переживут Крепость и Капитолий, обитель богов,
если уцелеет боеспособная молодежь и сенат, средоточие государственной
мудрости, то можно будет легко пожертвовать толпой стариков, оставляемых в
Городе на верную смерть. (13) А чтобы чернь снесла это спокойнее, старики -
триумфаторы и бывшие консулы - открыто заявляли, что готовы умереть вместе
с ними: лишние люди, не способные носить оружие и защищать отечество, не
должны обременять собою воюющих, которые и так будут во всем терпеть нужду.

40. (1) Вот какие речи раздавались среди старцев, которые сами обрекали
себя на смерть. Потом напутствия были обращены к колонне юношей, которую
они провожали до Крепости и Капитолия. Они вверяли Город их молодой
доблести. А ведь какая бы судьба ни была ему уготована, в прошлом он на
протяжении трехсот шестидесяти лет109 всегда выходил победителем из всех
войн. (2) Для тех, кто уходил, была ужасна мысль, что они уносят с собой
последнюю надежду и заступу остающихся, они не смели даже взглянуть на
людей, решивших погибнуть вместе с захваченным городом. (3) Но вот когда
поднялся женский плач, когда матроны стали в беспамятстве метаться,
бросаясь то к одному, то к другому, вопрошая мужей и сыновей, на какую
судьбу те их обрекают, тут уж человеческое горе дошло до последнего
предела. (4) Все же большая часть женщин последовала за своими близкими в
Крепость. Никто не звал их, но никто им и не препятствовал: если бы
непригодных к войне было меньше, это давало бы выгоду осажденным, но было
бы уж слишком бесчеловечно. (5) Остальная масса людей, в большинстве своем
плебеи, которым не хватило бы ни места на столь маленьком холме, ни
продовольствия, высыпала из Города и плотной толпой, наподобие колонны,
устремилась на Яникул. (6) Оттуда часть рассеялась по деревням, а часть
бросилась в соседние города. Не было у них ни предводителя, ни
согласованности в действиях, но каждый искал спасения как мог и
руководствовался собственными интересами, махнув уже рукой на общие.
     (7) А в это время фламин Квирина и девы-весталки, забыв о собственном
имуществе, совещались, какие из священных предметов следует унести с собой,
а какие оставить, ибо не было сил унести все. (8) Раздумывая, где найти
самое надежное укрытие, они сочли наилучшим заложить их в бочки110 и
закопать в часовне поблизости от жилища фламина Квирина, там, где теперь
священный обычай запрещает плевать. Остальной груз они разделили между
собой и понесли через Свайный мост по дороге, ведущей на Яникул. Из Города
тянулась вереница людей, непригодных к военной службе. (9) В толпе других
увозил на телеге жену с детьми и некий римский плебей Луций Альбин. На
середине моста он заметил весталок. (10) Даже в таких обстоятельствах не
было забыто различие божественного и земного: считая святотатством, чтобы
государственные жрицы шли пешком и несли на руках святыни римского народа,
в то время как его семья на глазах у всех едет в повозке, Альбин приказал
жене и детям сойти, разместил на телеге весталок со святынями и доставил их
в Цере, куда жрицы держали путь.

41. (1) Между тем в Риме были закончены все приготовления к обороне
Крепости, какие могли быть предприняты в подобных обстоятельствах. После
этого все старцы разошлись по домам и стали ждать прихода неприятеля, душою
приготовившись к смерти. (2) Те из них, кто некогда занимал курульные
должности, желали умереть, украшенные знаками отличия своей прежней
счастливой судьбы, почестей и доблесчи. Они воссели в своих домах на
креслах из слоновой кости111, облачившись в те священные одежды, в коих
вели колесницы112 с изображениями богов или справляли триумфы. (3)
Некоторые передают, будто они решили принести себя в жертву за отечество и
римских квиритов и будто сам великий понтифик Марк Фабий произнес над ними
посвятительное заклинание113.
     (4) За ночь воинственность галлов несколько приутихла. Кроме того, им
не пришлось сражаться, не пришлось опасаться поражения в битве, не пришлось
брать Город приступом или вообще силой - поэтому на следующий день они
вступили в Рим без злобы и рвения. Через открытые Коллинские ворота они
добрались до форума, обводя глазами храмы богов и Крепость, которая одна
имела вид изготовившейся к отпору. (5) На тот случай, если из Крепости или
Капитолия совершат вылазку против разбредшихся воинов, галлы оставили
небольшую охрану, а сами кинулись за добычей по безлюдным улицам. Одни
толпой вламывались в близлежащие дома, другие стремились в те, что
подальше, как будто именно там и собрана в неприкосновенности вся добыча.
(6) Но потом, испуганные странным безлюдьем, опасаясь, как бы враги не
задумали какого подвоха против тех, кто блуждает поодиночке, галлы начали
собираться группами и возвращаться на форум и в кварталы по соседству. (7)
Дома плебеев там были заперты, а знатных - стояли открытыми, и тем не менее
они входили в них чуть ли не с большей опаской, чем в закрытые. (8) С
благоговением взирали галлы на тех мужей, что восседали на пороге своих
домов114: кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у
смертных, эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью,
которая отражалась на их лицах. (9) Варвары дивились на них, как на статуи.
Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил
жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по
бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был
убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах. (10) После их
убийства не щадили уже никого из смертных, дома же грабили, а после
поджигали.

42. (1) Впрочем, в первый день пожары распространились менее, чем это
обычно бывает в захваченном городе. Быть может, не все галлы так уж
стремились уничтожить город. А может быть, их вожди преследовали сразу две
цели: (2) с одной стороны, принудить засевших на Капитолии сдаться,
используя их привязанность к родным домам и устроив для острастки два-три
пожара, а с другой стороны, сохранить нетронутыми часть кварталов, чтобы
впоследствии, угрожая сжечь и их, сделать противника более покладистым. (3)
Римляне из Крепости видели, что город полон врагов, видели, как они рыщут
по улицам, как бедствие пожирает квартал за кварталом, но не могли не
только воспринимать происходящее разумом, но даже и вполне владеть своим
зрением и слухом. (4) Откуда бы ни доносились крики врагов, вопли женщин и
детей, рев пламени и грохот обрушивающихся зданий, на все они растрачивали
в страхе свое внимание, оборачивались во все стороны, везде блуждали
взором. Судьба словно поставила их зрителями при гибели отечества, (5)
бессильными спасти что-либо, кроме собственных тел. Находясь в осаде,
будучи оторваны от родных очагов, видя все свое имущество во власти врага,