будет  на  его  кораблях,  тем  хуже для нас. Вам следовало бы, гере шхипер,
рекомендовать  Апраксину  и другим царским приближенным набирать экипажи для
будущих кораблей за границей. Чем больше наемников, тем спокойнее...
     - Но наемники могут оказаться преданными московитам...
     - Не  часто!  -  в задумчивости ответил Дес-Фонтейнес. - Не часто, гере
шхипер...
     Проводив  гостей,  Дес-Фонтейнес  долго  смотрел  на  потухающие угли в
камине.  Лицо  его  ничего  не  выражало,  кроме  усталости. Потом он открыл
"Хронику Эриков" и стал читать с середины:

                ...И заботились о лодьях и быстро бегущих судах.
                Много больших мешков с деньгами
                Было тогда развязано, и деньги розданы тем,
                Кто должен был расстаться со своим домом
                И не знал, когда вернется обратно...


4. НЕГОЦИАНТЫ РОССИЙСКИЕ

     Свечи оплывали.
     По  крыше  дворца  на  Мосеевом острове надоедливо и однообразно стучал
дождь.
     Петр  сидел  на  лавке  откинувшись,  прикрыв  усталые глаза, казалось,
дремал, но когда Ромодановский замолчал, крикнул нетерпеливо:
     - Далее говори!
     Федор  Юрьевич  оглядел  бояр,  примолкнувших  по  своим лавкам, взял у
Виниуса  оловянную  кружку,  хлебнул  из  нее.  Царь  сбросил тесный башмак,
пожаловался:
     - Душно что-то. И дождь льет непрестанно, а все душно.
     Ромодановский опять заговорил. Петр слушал, томясь.
     - Пожары  на  Москве  да  пожары. Нельзя более деревянные дома строить.
Вот возвернемся - думать будем. Еще что?
     - Поход  потешный,  что давеча с Гордоном на осень определен был... Как
теперь? Готовиться?
     - Близ Коломенского чтобы готовили... Далее что?
     - Челобитная на полковника Снивина.
     Петр  промолчал.  Федор  Юрьевич  стал  говорить  о  полковнике, что-де
замечен   во   многих   скаредных   и  богомерзких  поступках,  мздоимствует
бесстыдно,  иноземцам  во  всем  потакает,  россиянам  от него ни охнуть, ни
вздохнуть.
     Царь зевнул с судорогой.
     - Кто пишет?
     - Гости суконной сотни - Сердюков со товарищи...
     - И  пишут,  и пишут! - потягиваясь на лавке, сказал Петр Алексеевич. -
Недуг,  ей-ей!  Встал им иноземец поперек горла. Ладно, хватит нынче. У тебя
тоже жалобы, Андрей Андреевич?
     Виниус   поклонился  толстой  шеей,  лицо  у  него  было  бесстрастное,
совершенно спокойное.
     - Против иноземцев?
     - Против, государь, так!
     Петр  топнул  разутой  ногой,  волоча башмак, пошел к столу, на котором
потрескивали свечи.
     - Сговорились? Одно и то же с утра до ночи!
     Виниус тоже крикнул:
     - Ты вели прочесть, государь, а после ругайся!
     И  стал читать. Нарышкин, Зотов, Шеин дремали на лавке, клевали носами.
Яким  Воронин  ножиком  строгал  палку;  ножик  был тупой, Яким то и дело со
скрежетом точил его на железном гвозде.
     - Да перестань ты! - вдруг гаркнул царь.
     Воронин испуганно спрятал нож, на цыпочках вышел вон.
     Виниус  все  читал.  Петр недовольно морщился, но слушал внимательно. В
челобитной   поминалось   фальшивое   серебро,   воровство,   что   чинилось
иноземцами,   скупка   ворвани   на   пять  лет  вперед,  обманы  таможенных
целовальников,   татьба  с  жемчугом,  смолою,  пенькою  и  многими  другими
товарами, бесчинства в городе, как селятся иноземцы где захотят...
     - Может, и не врут? - сказал Петр, словно бы раздумывая.
     Виниус  сделал на своем лице неопределенную мину: кто его знает, как бы
говорил он, воля твоя, государь, тебе, небось, виднее.
     Царь беспомощно, по-детски огляделся.
     "В  великое  разорение  пришли,  -  читал Виниус, - и подати тебе твои,
великий  государь, платить никак не можем, домы наши разрушены, и благолепию
конец  наступил,  ибо  тот аглицкий немец нами правит и делает чего похощет,
властен над душою и животами нашими..."
     - Нет, не врут! - решительно произнес Петр. - Кто пишет?
     Лицо его стало злым.
     Виниус твердой рукой поправил очки на толстом носу, поискал подпись.
     - Гость Лыткин со товарищи, государь.
     - Не  врут,  а  как  быть? - спросил Петр. - Что ж мне сих иноземцев, в
толчки прогнать? Где твой Лыткин?
     - Покуда  на  Соловки ходили - все ждал. Да не один ждал, много их тут.
В  ельничке  обжились,  харчишки  себе  на  костре  варили, народ степенный,
богатей, видать...
     - Зови!
     Ромодановский крикнул в раскрытую настежь дверь:
     - Лыткина там, гостя, со товарищи покличьте!
     Петр  ходил  по  столовому  покою из конца в конец, туфель волочился за
ним  на  ленте. Дьяк Зотов встал на колени, развязал ленту, бережно поставил
цареву  туфлю  на  лавку. Было слышно, как возле дворца испуганными голосами
перекликались денщики:
     - Где  купцы  с  Вологды,  с  Холмогор,  с  Архангельска? Живыми ногами
шевелись...
     В двери тянуло сыростью, запахом реки, туманом...
     Купцов  было  пятеро,  все  измаявшиеся ожиданием, похудевшие, грязные:
сколько  ночей спали в ельнике у дворца, боясь пропустить Петра Алексеевича.
К  такой жизни не скоро привыкнешь после перин да собольих одеял. Все пятеро
поклонились  в  землю. Петр молча смотрел на них: они глядели не робко, злые
глаза  на  опухших  от  комариных  укусов  лицах,  злые  зубы, - словно стая
волков...
     - Ну? - спросил Петр Алексеевич.
     Лыткин вышел вперед, заговорил сурово: