существом. Сегодня  Шарлотта умирает в Париже за жирондистов,  завтра  Шалье
падает в Лионе от руки жирондистов.
     От грохота  провозимых  пушек  по улицам  этого  города  дело  дошло до
стрельбы из них, до бешеной схватки. Нивьер-Шоль и жирондиcты торжествуют, а
за их  спиной, как и повсюду, стоит  роялистская партия,  выжидающая удобный
момент, чтобы  выступить. Много  волнений в  Лионе,  и господствующая партия
победоносно одерживает  верх. В  самом  деле, весь Юг на ногах,  заключает в
тюрьму якобинцев, вооружается в поддержку жирондистов, в  связи с чем созван
Лионский  конгресс, учрежден "Революционный  Лионский трибунал",  трепещите,
анархисты!  Так  Шалье  скоро был признан виновным в  якобинстве, в заговоре
убийц,  в  том,  что  "обратился  с  речью,  обнажив  шпагу, 6-го  минувшего
февраля"; и назавтра он совершает свой последний путь по улицам Лиона "рядом
со священником, с которым он бурно разговаривает".  Невдалеке  уже  сверкает
топор. Этот  человек плакал в былые годы и  "падал на колени  на  мостовую",
благословляя небо при  виде  листовок федерации  или чего-либо подобного, но
после  того  он ездил  в  Париж  на поклонение Марату и Горе, и вот теперь и
Марат,  и он оба  погибли;  можно  было  предвидеть,  что  он  кончит плохо.
Якобинцы втайне стонут в Лионе, но не смеют высказаться громко. Шалье, когда
суд вынес  ему приговор,  ответил:  "Моя  смерть будет  дорого  стоить этому
городу".
     против Цезаря и организаторов  его убийства. В  период Французской революции
XVIII в. почитался как образец республиканской добродетели.

     Город  Монтелимар  не  погребен  под  своими  развалинами,  но  Марсель
действительно выступает в поход под командой Лионского конгресса и заключает
в тюрьму  патриотов; теперь  и роялисты  снимают маски. Против них сражается
генерал Карто,  хотя и с малыми силами,  и с ним майор  артиллерии  по имени
Наполеон Бонапарт. Этот Наполеон, чтобы  доказать,  что  марсельцы не  имеют
никакой надежды на успех, не только сражается, но и пишет; он публикует свой
"Ужин  в Бокере" - диалог, ставший любопытным9. Несчастный город,
сколько  в  нем  противоречий! Насилие  оплачено  насилием  в геометрической
прогрессии;  роялизм  и  анархизм оба выступают разом; кто  сможет  подвести
конечный итог этих геометрических рядов?
     Железные перила  еще никогда не  плавали в Марсельской гавани,  но тело
утопившегося Ребекки было найдено плавающим в ней. Пылкий Ребекки, видя, как
росла  смута  и  заражались роялизмом почтенные люди, почувствовал,  что для
республиканца не  осталось иного убежища, кроме смерти. Ребекки исчез; никто
не знал  куда, пока однажды  утром  не  нашли его пустой оболочки, или тела,
всплывшего вниз  головой и носившегося  по соленым волнам10, и не
поняли, что  Ребекки не стало.  Тулон также  заключает  в тюрьму  патриотов,
посылает делегатов в конгресс, заводит на всякий случай интриги с роялистами
и  англичанами.  Монпелье,  Бордо,  Нант,  вся  Франция, не находящаяся  под
властью Австрии и Киммерии, кажется,  предались  безумию и самоубийственному
уничтожению. Гора работает,  подобно вулкану в  жаркой вулканической стране.
Учрежденные Конвентом комитеты  безопасности, спасения  заняты день и  ночь.
Комиссары Конвента быстро мчатся по всем дорогам, неся оливковую ветвь и меч
или теперь,  быть может, один только меч.  Шометт и муниципалитеты ежедневно
являются в Тюильри с требованием конституции. Вот  уже несколько недель, как
Шометт решил  в Ратуше, что депутация должна ходить  каждый день и требовать
конституцию, пока она не  будет  получена11; посредством ее могла
бы  соединиться  и  примириться  предающаяся самоубийству  Франция  -  вещь,
несомненно весьма желательная.
     Так вот  какие плоды  пожали антианархические  жирондисты,  подняв  эту
войну  в  Кальвадосе? Только эти,  можно сказать, и  никаких других.  Ведь в
самом деле, прежде  чем пала голова Шарлотты  или Шалье, Кальвадосская война
рассеялась как сон в  мгновение ока. С  72 департаментами  да своей  стороне
можно  было бы  надеяться  на лучшее.  Но  оказывается,  что  эти  почтенные
департаменты хотя и охотно подают голоса,  но не желают сражаться. Обладание
всегда  дает по закону девять шансов  из  десяти,  а в юридических процессах
этого рода даже девяносто девять. Люди делают то, что они привыкли делать, и
обладают  неизмеримой нерешительностью и инертностью:  они  повинуются тому,
кто обладает  атрибутами, требующими повиновения. Посмотрите, что означает в
современном  обществе  один этот факт:  метрополия  заодно с нашими врагами;
метрополия, мать-город, справедливо названная  так; все остальные только  ее
дети, ее питомцы. Ведь это не  кожаный  дилижанс с почтовым  мешком и ящиком
для багажа под козлами медленно выезжает  из нее, это громадный пульс жизни;
метрополия -  сердце  всего. Отрежьте один этот кожаный  дилижанс, как много
будет отрезано!  Генерал Вимпфен, смотрящий  на дело  практически,  не может
найти  другого  выхода, кроме возврата  к роялизму; нужно войти в сношения с
Питтом! Он  делает  туманные  намеки  в этом  роде,  от  которых  жирондисты
содрогаются. Он поступает, как его помощник по командованию, некий ci-devant
граф Пюизэ, совершенно неизвестный Луве и сильно им подозреваемый.
     Мало  войн  начиналось  когда-либо  так  неудовлетворительно,  как  эта
Кальвадосская война. Кто  интересуется подобными вещами, тот может  прочесть
подробности о ней в мемуарах того же самого ci-devant Пюизэ, человека, много
испытавшего  и  к  тому  же  роялиста;  мы  узнаем  из  этих  мемуаров,  что
жирондистские  национальные войска,  выступившие  под  гром духовой  музыки,
вошли около старинного замка Брекур в лесистую местность близ Вернова, чтобы
встретить национальные войска Горы, идущие из Парижа;  что 15 июля пополудни
они встретились,  обоюдно закричали,  после чего  обе  стороны  обратились в
бегство без потерь; что Пюизэ после этого - так как национальные войска Горы
бежали первые и  мы сочли себя  победителями  -  был поднят со  своей теплой
постели  в замке Брекур и  принужден скакать без  сапог;  наши  национальные
войска, стоявшие в ночном карауле,  неожиданно  бросились спасаться кто куда
мог;  одним  словом,  Кальвадосская война потухла в  самом  начале, и теперь
осталось  решить  только  один  вопрос:  куда  бежать   и   в   какой   щели
укрыться?12
     Национальные волонтеры разбегаются по  домам быстрее,  чем  пришли.  72
почтенных  департамента, говорит  Мейан,  "все  поворачивают  к  нам  тыл  и
покидают нас в двадцать четыре часа". Несчастные те, которые, как, например,
в Лионе, зашли слишком далеко,  чтобы возвращаться! "Однажды утром" мы нашли
на нашем доме управления прибитый декрет Конвента, который объявляет нас вне
закона. Он прибит нашими канскими должностными  лицами -  ясный намек, что и
мы должны исчезнуть. Но куда?  Горса имеет друзей в Ренне, его спрячут там -
к  несчастью,  он не хочет сидеть спрятанным.  Гюаде, Ланжюине находятся  на
перепутье и  направляются в Бордо.  "В  Бордо!" - кричит  общий голос, голос
доблестней отчаяния. Кое-какие знамена почтенного жирондизма еще развеваются
там, или мы думаем, что развеваются.
     Итак,  туда;  каждый  как  умеет!   Одиннадцать  из   этих  злополучных