В каждом году пять санкюлотид, а  в  високосном году  - еще  и  шестая,
которые следует  добавлять  к  месяцу  фрюктидору. Первый  високосный год  в
календаре  Ромма - "год 4"  (1795,  а  не  1796), что  вносит дополнительную
путаницу  в дни каждого четвертого года  с 23 сентября до 29  февраля. Новый
календарь был отменен 1 января 1806 г. (Choix des Rapports XIII, 83-89; ХIХ,
199). - Примеч. авт.

     Итак,  пусть  читатель  с  такой  основной  схемой  сможет,  где  надо,
перевести новый  стиль на старый, называемый также "рабским  стилем"  (stile
esclave); мы же на этих страницах  будем придерживаться, насколько возможно,
только последнего.
     Так,  с новым  праздником Пик  и  новой  эрой,  или  новым, календарем,
приняла Франция свою новую конституцию, самую  демократическую из когда-либо
написанных   на   бумаге.  Как-то   она  будет   действовать   на  практике?
Патриотические депутации время от времени просят разрешения пользоваться ею;
просят, чтобы  она была  приведена в  действие.  Всегда, однако, это кажется
сомнительным,  для данного момента неудобным. Наконец через несколько недель
Комитет общественного спасения  извещает через  Сен-Жюста, что при настоящих
тревожных обстоятельствах  Франция  находится в  состоянии  революционном  и
правительство ее  должно быть  революционным, пока  не  наступит успокоение.
Следовательно, эта бедная  новая конституция должна существовать только  как
бумага и как надежда; в этом виде мы можем вообразить ее даже теперь лежащею
с бесконечным множеством других вещей в этой темнице подлунного  мера. Более
чем бумагой ей и не суждено было сделаться.

        "Глава пятая. ОСТРЫЙ МЕЧ"

     Франции действительно нужны теперь не  изложенные  на бумаге  теории, а
нечто совсем другое: ей нужны железо и смелость.
     Ведь  Вандея еще пылает, увы, в буквальном смысле;  негодяй  Россиньоль
сжигает даже мельницы. Генерал  Сантер  не  мог ничего сделать там;  генерал
Россиньоль в  слепой  ярости, часто пьяный, может  сделать менее чем ничего.
Мятеж разгорается, становясь все безумнее. К счастью,  те тощие  Дон-Кихоты,
которых  мы видели выходящими  из  Майнца и  которые  "обязались не  служить
против  коалиции  в течение года",  прибыли в  Париж.  Национальный  Конвент
упаковывает  их  в  почтовые дилижансы  и повозки  и  поспешно  отправляет в
Вандею.  Там,  мужественно  сражаясь  в  безвестных битвах  и  схватках  под
командой  бездельника  Россиньоля, пусть они, не  увенчанные лаврами, спасут
Республику и "будут постепенно вырезаны все до единого"19.
     Разве коалиция не разливается внутри Франции, подобно огненному потоку:
Пруссия - через открытый северо-восток, Австрия  - с своей стороны, Англия -
через северо-запад. Генерал Гушар имеет не более успеха, чем генерал Кюстин;
пусть  он  хорошенько  подумает об этом! Через  восточные и западные Пиренеи
проникает  Испания  и   развертывается  по  границе  Южной   Франции,  шурша
бурбонскими  знаменами. Зола  и пепел хаотической жирондистской междоусобицы
уже покрыли всю эту область. Марсель
     подавлен, но  не усмирен, он будет  усмирен в крови.  Тулон, охваченный
ужасом  и  зашедший  слишком далеко,  чтобы  возвращаться,  бросился, о  вы,
праведные державы, в  объятия англичан!флаг  даже  не  с  лилиями Людовика-претендента, а  с  крестом  св.  Георгия
англичан и адмирала Худа!флота, боевых судов,  арсеналов,  канатных  заводов,  предалось "этим врагам
рода человеческого". Осаждайте  их, бомбардируйте их,  вы, комиссары Баррас,
Фрерон,  Робеспьер-младший, и вы, генералы Карто и  Дюгомье, особенно же ты,
замечательный   майор   артиллерии   Наполеон  Бонапарт!   Худ  укрепляется,
запасается   провизией,  очевидно  намереваясь   сделать  из  Тулона   новый
Гибралтар.
     обратившись за  помощью к Англии, впустили  в  город английские и  испанские
войска.
     Америке, нанес поражение французскому адмиралу де Грассу.


     Но глядите,  что  это за  столб  пламени  внезапно взвился над  городом
Лионом  осенней  поздней  ночью,  в  конце  августа,  наполнив   окрестность
оглушительным  шумом?  Это  лионский  арсенал  с четырьмя пороховыми башнями
загорелся от  бомбардировки  и взлетел  на  воздух, увлекая  за  собой  "117
домов". Можно себе представить это сияние, подобное полуденному солнцу, этот
грохот, уступающий  разве лишь грому трубы последнего суда! Все спящее живое
на далекое пространство вокруг было разбужено. И какое зрелище представилось
глазам истории в этом неожиданном ночном блеске! Крыши злосчастного Лиона со
всеми его куполами  и  шпилями мгновенно осветились,  воды Соны и Роны вдруг
явственно засверкали, и все вокруг стало видимым: горы и долины, деревушки и
гладкое  жнивье,  холмы,  увы,  все  изрытые  окопами,  траншеями,  редутами
осаждающих и осажденных,  и  голубые артиллеристы, и маленькие  чертенята  с
порохом, занимающиеся своим адским делом  в  эту неблагоуханную ночь!  Пусть
мрак снова  скроет  все  это, слишком печалящее взор. Поистине, смерть Шалье
дорого стоит этому городу. Комиссары Конвента, лионские конгрессы появлялись
и  исчезали;   одни   меры  сменялись  другими,   противоположными;   дурное
становилось  худшим, пока не дошло  до  того,  что  комиссар Дюбуа-Крансе  с
"семидесятью  тысячами  войска  и   артиллерией  из  нескольких   провинций"
бомбардирует Лион денно и нощно.
     Но впереди  еще  хуже.  В Лионе  голод,  разорение и пожар.  Осажденные
делают  отчаянные  вылазки;  храбрый  Пресикомандир,  делает  все,  что  в  силах   человека,  сражается  отчаянно,  но
безуспешно.  Снабжение провиантом  отрезано;  ничего  больше не  попадает  в
город, кроме пуль и гранат! Арсенал взлетел на воздух; даже  госпиталь будет
обстреливаться, и больные будут погребены заживо. Черный флаг, вывешенный на
этом здании, взывает к состраданию осаждающих: ведь хотя они и обезумели, но
все  же наши братья.  Однако в своей слепой ярости осаждающие принимают этот
флаг за знак вызова  и еще ожесточеннее направляют  туда  свой огонь. Дурное
становится  худшим, и  как остановить это ухудшение, пока оно  не  дойдет до
самого  ужасного?  Комиссар Дюбуа не  хочет слушать никаких доводов, никаких
переговоров, кроме одного: обещания  безусловной сдачи.  В  Лионе  находятся
усмиренные якобинцы, господствующие жирондисты  и тайные роялисты. И теперь,
когда  муниципалитет   окружен   кольцом  глухого   ко   всему   безумия   и
артиллерийского  огня,  не  бросится ли  он  с  отчаяния  в  объятия  самого
роялизма? Король Сардинии должен был помочь, но помощь не приходит. Эмигрант
д'Отишан от имени двух принцев-претендентов идет с помощью  через Швейцарию,