сопровождаемые темными слухами о его связи  с  нечистой  силой.  Слухи  эти,
обычные в отношении людей его профессии, поддерживались, не  без  намерения,
его собственным  поведением,  бахвальством  сверхъестественными  знаниями  и
памятью, способностью творить чудеса (Тритемий), помощью, будто бы оказанной
императору (Меланхтон), и т. п. Невинная шутка с  чужеземными  птицами,  как
уже  было  сказано,  могла  позднее  припомниться   суеверному   Гасту   как
чертовщина;  дрессированная  собака,   о   которой   рассказывают   Гаст   и
Меланхтон-Манлий, по примеру того, что уже говорилось о других кудесниках, -
показаться личиной дьявола. Даже просвещенный Вир (Тексты, I,  18)  приводил
позднее (1568), когда связь кудесника Фауста с  чертом  была  уже  для  всех
несомненна, в качестве доказательства его вины случай  с  доктором  Иоганном
Дорстеном,  капелланом  в  городе   Батенбурге,   человеком   "добрейшим   и
простодушнейшим", которому Фауст открыл  "чудодейственное  средство  снимать
бороду без бритвы", в результате чего у него не  только  волосы  выпали,  но
заодно сошла и кожа с мясом". Еще более убедительным  показалось  ему,  что,
встретив одного знакомого человека со смуглым цветом лица и черной  бородой,
Фауст сразу же сказал ему (вероятно, не  без  специального  намерения):  "До
того ты похож на моего куманька, что я даже посмотрел тебе на ноги, не увижу
ли длинных когтей".
     К ранним рассказам о чудесах Фауста относится и  анекдот  о  том,  как,
обидевшись на негостеприимный прием, оказанный ему в  монастыре,  он  наслал
монахам "неистового беса" (Poltergeist), от которого монастырской братии "не
было покоя ни днем, ни ночью". Анекдот этот встречается  в  разное  время  у
Гаста (1548) и в "Циммерской хронике"  (около  1565  года),  в  последней  с
локализацией в монастыре Люксгейм в Вогезах (Тексты, I, 12а и 16б). Он имеет
фольклорное  происхождение  и  широкое   распространение   в   средневековой
литературе.
     Решающим импульсом для дальнейшего развития легенды  явился  рассказ  о
гибели Фауста, унесенного дьяволом в ад за  его  грехи.  Исторический  Фауст
умер около 1540 года. В 1536 году Иоахим Камерарий пишет о нем своему  другу
Даниэлю Штибару в Вюрцбург, где Фауст в это время постоянно  встречается  со
своим адептом (Тексты, I, 9). В 1539 году врач Филипп Бегарди, рассказывая о
похождениях Фауста, еще ничего не упоминает о его смерти  (Тексты,  I,  10).
Иоганн Вир (1568) относит его деятельность ко  времени  "незадолго  до  1540
года" (Тексты, I, 18). "Циммерская хроника" упоминает  о  его  смерти  после
1539  года  (Тексты,  I,  16).  Гаст,  знавший  Фауста  лично,   первый   из
современников говорит о нем как об умершем в 1548 году (Тексты, I, 12).
     Французская    исследовательница    Женевьева    Бьянки     высказывает
предположение,  что  Фауст  погиб  в  результате  какой-нибудь   неожиданной
катастрофы,  поразившей  воображение  современников,  например  "взрыва  его
лаборатории" {Genevieve Вianquis. Faust dans l'histoire, dans la legende  et
dans la litterature. Revue des cours et Conferences, 1933, N 2, стр. 103.  -
Ср. также: Genevieve  Bianquis.  Faust  a  travers  quatre  siecles.  Paris,
1935.}. Эрих Шмидт вспоминает внезапную смерть Парацельса во  время  пирушки
от апоплексического удара, также вызвавшую толки {Erich Schmidt.  Faust  und
das sechzehnte Jahrhundert, S. 13.}. Во всяком случае уже Гаст  рассказывает
о том, что "злосчастный погиб ужасной смертью, ибо дьявол удушил  его.  Тело
его все время лежало в гробу ничком,  хотя  его  пять  раз  поворачивали  на
спину"  -  в  дальнейшем  прочная  черта  легенды,  основанная  на  народных
суевериях (Тексты, I, 12). Но классическую форму рассказу  о  гибели  Фауста
дает, как уже было сказано,  Меланхтон  в  переложении  Манлия,  за  которым
следуют другие лютеранские авторитеты по вопросам чернокнижия - Вир  (1568),
Хондорф - с прямой ссылкой на Манлия (1568), Лерхеймер (1585; подробнее,  со
ссылкой на Меланхтона, 1597), Филипп Камерарий (1602 - со ссылкой  на  Вира)
(Тексты, I, 18, 19, 29, 33, 35).
     Согласно версии  Меланхтона-Манлия,  Фауст  погиб  в  одном  селении  в
Вюртемберге. По-видимому, подразумевается Книтлинген,  место  его  рождения,
локализация, подтверждаемая в более позднее время местным преданием (Тексты,
I, 38а).  Большей  вероятностью  отличаются,  однако,  сведения  "Циммерской
хроники", согласно которой  Фауст  умер  в  старости  в  городе  Штауфене  в
Брейсгау, где он проживал в течение последних лет своей  жизни  (Тексты,  I,
16б). Известие это соответствует другим многочисленным  указаниям  на  связь
Фауста в эти последние годы с рейнскими областями, где  у  него  было  много
адептов среди местного дворянства. Составитель хроники  также  передает  как
слух, что Фауст "погиб ужасной смертью": "Многие  полагали,  основываясь  на
различных свидетельствах и  рассказах,  что  нечистый,  которого  он  всегда
называл куманьком, умертвил его".
     Народная книга Шписа переносит место трагической кончины своего  героя,
в  соответствии  с  общей  тенденцией  составителя,  в  деревню   Римлих   в
окрестностях Виттенберга (гл. 67). Лерхеймер выступает со  своей  стороны  в
защиту  локализации  своего  учителя  Меланхтона,  т.   е.   локализации   в
Вюртемберге,  а  не  в  Виттенберге,  видя   в   этом   смешении   созвучных
географических названий лишнее  доказательство  невежества  автора  народной
книги.  По  сообщению  Лерхеймера,  названной   этим   автором   деревни   в
окрестностях Виттенберга не имеется (Тексты, I, 33). Позднее,  по  сведениям
путешественников, говорили,  будто  Фауст  погиб  в  деревне  Праттау,  близ
Виттенберга (Тексты, I, 36).
     Как уже было сказано, лютеранские ревнители веры следуют  авторитетному
примеру  Меланхтона-Манлия  не  только  в  своих   проклятиях   Фаусту   как
чернокнижнику,  продавшему  душу  дьяволу:  они  повторяют  его  и  в  своих
рассказах о чудесах знаменитого  чародея.  Так,  вслед  за  Меланхтоном  они
сообщают известие о неудачном полете Фауста в Венеции и сопоставляют  его  с
Симоном-магом (Мейгериус, 1587; Тексты, I, 30в) или рассказывают  анекдот  о
двух магах, которые в Вене пожрали друг друга  (Хондорф,  1568;  Тексты,  I,
19). Лерхеймер, полемизируя с народной книгой Шписа,  сознательно  опирается
на традицию Меланхтона-Манлия, повторяя все рассказы последнего (Тексты,  I,
33); точно так же поступают Бютнер и  Штейнгарт  в  компилятивном  "Собрании
достопамятных историй  и  "примеров"  ("Epitome  historiarum",  1596)  {См.:
Тillе, Э 46, стр. 86 и сл.}.
     Студенческая традиция, по свидетельству "Эрфуртской  хроники"  (Тексты,
I, 39б), приурочила к Эрфуртскому университету  рассказ  о  том,  как  Фауст
показал студентам тени героев  древности  (уже  около  1560  года).  Тот  же
рассказ в более позднее время локализуется в Виттенберге,  где  событие  это
происходит в присутствии знатных особ и вызывает осуждение  Лютера  (Бютнер,
1576; Тексты, I, 24б). В дальнейшем он переносится и в  городскую  среду,  в
Нюрнберг (Станислав Сарниций, 1587; Тексты, I, 31).
     Но   клерикальная    лютеранская    литература    1570-1580-х    годов,
непосредственно  предшествующая  и  одновременная  народной   книге   Шписа,
содержит и новые темы,  более  демократического  характера,  почерпнутые  из
устной  народной  традиции,  из  бродячих   анекдотов   фольклорного   типа,