- Что еще за язычник?
   - Никакой он не язычник, а литвин,  ротмистр  из  хоругви  виленского
воеводы.  Ему  до  самой  Варшавы  приказано  нас  сопровождать  и   там
дожидаться воеводу. Не советую, сударь, ему заступать  дорогу  -  людоед
это страшный.
   - Вижу, вижу. Но коль людоед, почему на меня зубы точит?  -  здесь  и
пожирней найдутся.
   - Потому что... - сказала Ануся и рассмеялась тихонько.
   - Что - потому что?
   - Потому что в меня влюблен и сам мне сказал, что всякого, кто ко мне
приблизится, в куски изрубит. И сейчас, поверь, лишь присутствие князя с
княгиней его сдерживает, а не то бы немедля к тебе прицепился.
   - Вот те на! - весело воскликнул Володыёвский.  -  Значит,  так  оно,
панна Анна? Ой, недаром, видать, мы пели: "Ты жесточе, чем  орда,  corda
полонишь всегда!" Помнишь? Ох, любезная барышня, шагу ступить не можешь,
чтоб кому-нибудь не вскружить головы!
   - На свою беду! - ответила, потупясь, Ануся.
   - Ах, лицемерка! А что на это скажет пан Лонгинус?
   - Разве я виновата, что пан Харламп этот меня преследует?  Я  его  не
терплю и смотреть на него не желаю.
   - Ну, ну! Гляди, сударыня, как бы  из-за  тебя  не  пролилась  кровь.
Подбипятка кроток, словно агнец, но, когда дело чувств  коснется,  лучше
от него держаться подальше.
   - Пусть хоть уши ему отрубят, я только рада буду.
   Сказавши так, Ануся покружилась, как юла,  на  месте  и  упорхнула  в
другой  конец  комнаты  к  некоему  Карбони,  лекарю  княгини,  которому
принялась живо что-то нашептывать, итальянец же вперил глаза в  потолок,
словно в экстазе.
   К  Володыёвскому  тем  временем  подошел  Заглоба  и  ну  подмигивать
здоровым своим оком.
   - Что за пташка, пан Михал? - спросил он.
   - Панна Анна Борзобогатая-Красенская, старшая фрейлина княгини.
   - Хороша, чертовка, глазки точно вишенки, ротик как  нарисованный,  а
шейка - уф!
   - Ничего, ничего!
   - Поздравляю, ваша милость!
   - Оставь, сударь. Это невеста Подбипятки... как бы невеста.
   - Подбипятки? Побойся бога! Он ведь обет целомудрия дал. Да и при той
пропорции, что между ними, ему только в кармане ее носить! Иль  на  усах
она у него примоститься может, как муха. Скажешь тоже...
   - Погоди, он еще у нее по струнке ходить  будет.  Геркулес  посильней
был, и то белы ручки охомутали.
   - Лишь бы рогов ему не  наставила.  Впрочем,  тут  я  первый  приложу
старанья, не будь я Заглоба!
   - Не тревожься, таких еще немало найдется. Однако  шутки  шутками,  а
она девица благонравная и из хорошего дома. Ветреница, конечно,  но  что
ж... Молодо-зелено, да и весьма прелестна.
   - Благородная ты душа, оттого и хвалишь... Но и вправду  -  чудо  как
мила пташка!
   - Красота притягивает людей. Вон  тот  ротмистр,  exemplum  <например
(лат.).>, без памяти влюблен как будто.
   - Ба! Погляди лучше на того ворона, с коим она беседует,  -  это  еще
что за дьявол?
   - Итальянец Карбони, княгинин лекарь.
   - Ишь, как сияет - что твоя медная  сковородка,  а  глазищи  точно  в
delirium <безумии (лат.).> закатывает. Эх, плохи дела пана Лонгина! Я  в
этом  кое-что  смыслю,  хорошую  смолоду  прошел   науку.   При   случае
обязательно вашей милости расскажу, в какие попадал  переплеты,  а  есть
охота, хоть сейчас послушай.
   И Заглоба,  подмигивая  пуще  обычного,  зашептал  что-то  маленькому
рыцарю на ухо, но тут подоспело время отъезжать. Князь сел с княгиней  в
карету, чтобы после долгой разлуки в пути  вволю  наговориться.  Барышни
разместились по экипажам, а рыцари повскакали на коней  -  и  кавалькада
тронулась. Впереди ехал двор, а солдаты следом, в  некотором  отдаленье,
потому что места вокруг были спокойные и военный эскорт не  столько  для
защиты, сколько для вящего блеску был нужен. Из  Сенницы  направились  в
Минск, а оттуда в Варшаву, в дороге, по обычаю того  времени,  частенько
устраивая  привалы.  Тракт  был  настолько  забит,   что   едва   вперед
продвигались. Всяк устремился на выборы: и из ближних мест, и  из  Литвы
далекой. Шляхтичи ехали целыми дворами; одна за одной тянулись  вереницы
золоченых карет, окруженных  гайдуками  и  выездными  лакеями  огромного
росту,  одетыми  по-турецки,  за  которыми   следовал   личный   конвой:
венгерские, немецкие или янычарские роты, казачьи отряды, а то и латники
из отборной польской конницы. Вельможи старались перещеголять друг друга
пышностью нарядов и  обилием  свиты.  Бессчетные  магнатские  кавалькады
чередовались с поветовой и земской знатью, имеющей вид  более  скромный.
То и дело  из  облака  пыли  выныривали  обитые  черной  кожей  рыдваны,
запряженные парой или  четверкою  лошадей;  в  каждом  восседал  знатный
шляхтич с распятием либо образком  пресвятой  девы,  на  шелковой  ленте
висящим на шее. Все вооружены до зубов: с одного боку мушкет, с  другого
сабля, а у тех, кто имел отношение к войску -  ныне  или  в  прошлом,  -
позади еще на два аршина торчали пики. К рыдванам привязаны были собаки:
легавые или борзые, прихваченные не по нужде -  не  на  охоту  как-никак
съезжались, - а единственно для господского развлеченья.  Следом  конюхи
вели заводных лошадей, покрытых попонами для  защиты  богатых  седел  от
дождя и пыли, дальше тянулись со скрипом повозки на колесах, скрепленных
лозиной,  нагруженные  шатрами  и  съестными  припасами  для  господ   и
прислуги. Когда ветер порою сдувал пыль с дороги на  поле,  весь  тракт,
открываясь, сверкал и переливался не то как многоцветная змея, не то как
лента редкостного златотканого шелка. Кое-где на тракте гремела  музыка:
в  толпе  шли  итальянские  и  янычарские  оркестры,  чаще  всего  перед
хоругвями коронного и литовского войска, которых  на  дороге  тоже  было
немало - они входили в свиту сановников. Великий стоял шум, крик, гомон,
со всех сторон неслись оклики, а порой вспыхивали перебранки, когда один
другому поперек пути становился.
   К княжьему кортежу то  и  дело  подлетали  конные  солдаты  и  слуги,
спрашивая,  кто  едет,  либо  требуя  уступить  дорогу  тому  или  иному
вельможе. Но, заслыша в ответ: "Воевода русский!" - спешили сообщить  об
этом своим хозяевам, и те тотчас освобождали путь, а кто был впереди, на
обочину съезжали, провожая глазами княжеский поезд. На  привалах  вокруг