брат, также смертный час и  конец  приближается".  Подождавши  еще  немного,
подозвал Даниила митрополита, владыку коломенского Вассиара, братьев, бояр и
сказал: "Видите сами, что я изнемог и к концу  приблизился,  а  желание  мое
давно было постричься; постригите меня". Митрополит и боярин Михаил  Юрьевич
хвалили это желание; но  другое  говорили  князь  Андрей  Иванович,  Михайло
Семенович Воронцов и Шигона: "Князь великий  Владимир  киевский  умер  не  в
чернецах, а не сподобился ли праведного покоя? И иные великие  князья  не  в
чернецах преставились, а не с праведными ли обрели покой?" И был между  ними
спор большой. Великий князь  подозвал  к  себе  митрополита  и  сказал  ему:
"Исповедал я тебе, отец, всю свою  тайну,  что  хочу  монашества;  чего  так
долежать? Сподоби меня облещись в монашеский чин, постриги меня". Потом, еще
немного подождав, сказал: "Так ли мне, господин митрополит,  лежать?"  Начал
креститься и говорить: "Аллилуия, аллилуия, слава тебе, боже!" Говорил также
из икосов, слова выбирая. Конец его приближался, язык  стал  отниматься,  но
умирающий все просил пострижения, брал простыню и целовал  ее;  правая  рука
уже не могла подниматься, боярин Михаил Юрьевич поднимал ее ему,  и  Василий
не переставал творить на лице крестное знамение, смотря  вверх  направо,  на
образ богородицы, висевший передним на стене. Тогда Даниил-митрополит послал
старца Мисаила, велел принесть монашеское платье  в  комнату;  отрицание  же
великий князь исповедал митрополиту еще  в  то  время,  когда  приобщался  в
воскресенье, тогда еще сказал: "Если не дадут меня постричь, то на  мертвого
положите монашеское платье, потому что это давнее мое желание". Когда старец
Мисаил пришел с платьем, то больной уже  приближался  к  концу;  митрополит,
взявши епитрахиль, подал через великого князя троицкому игумену Иоасафу.  Но
князь Андрей Иванович и боярин Воронцов стали и тут противиться пострижению;
тогда митрополит сказал князю: "Не будь на тебе нашего  благословения  ни  в
сей век, ни в  будущий;  хорош  сосуд  серебряный,  а  лучше  позолоченный".
Великий князь отходил; спешили совершить пострижение; близ умирающего  стоял
Шигона, который потом рассказывал, как дух вышел  из  него  в  виде  тонкого
облака.
     Так скончался великий князь Василий, в монашестве  Варлаам,  3  декабря
1533 года, с середы на четверг, в 12-й час ночи.  Поднялся  плач  и  рыдание
неутешное во всех людях; митрополит и  бояре  унимали  людей  от  плача,  но
голосов их было не слыхать; великая княгиня еще не  знала  о  кончине  мужа,
потому-то бояре унимали людей от громкого  плача,  чтоб  не  было  слышно  в
хоромах у Елены; митрополит, отведши братьев великого князя, Юрия и  Андрея,
в переднюю избу, взял с них присягу служить великому князю Ивану Васильевичу
всея Руси и его матери, великой княгине Елене, жить в своих уделах, стоять в
правде, на чем целовали крест великому  князю  Василию,  а  государства  под
великим князем Иваном не  хотеть  и  людей  от  него.  не  отзывать,  против
недругов, латинства и бусурменства стоять прямо, сообща, заодно; взята  была
также присяга  с  бояр,  боярских  детей  и  княжат.  Исполнивши  это  дело,
митрополит с удельными князьями  и  боярами  отправился  к  великой  княгине
утешать ее, но Елена, увидав их, упала замертво и  часа  с  два  лежала  без
чувств.
     У тела Васильева оставались в это время игумен троицкий Иоасаф и старец
Мисаил Сукин; монахи Иосифова  монастыря  одевали  покойника  по  иноческому
образу, положили под него  постель  черную,  тафтяную,  принесли  из  Чудова
монастыря одр и положили на него тело. Когда великий князь  преставился,  то
дьяки его крестовые с протопопом начали служить заутреню, часы, каноны,  как
было при живом; по совершении этих служб пущен был народ прощаться: боярские
дети, княжата, гости и всякие люди, и был плач большой между всеми. Утром на
другой день, в четверг, митрополит велел звонить в  большой  колокол;  бояре
велели выкопать для покойного могилу подле отца и  привезли  гроб  каменный;
когда все было готово, монахи троицкие и иосифовские вынесли на головах тело
при пении: "Святый  боже".  Когда  снесли  на  площадь,  то  вопль  народный
заглушил звон колоколов; великую княгиню Елену вынесли в санях на себе  дети
боярские; подле  нее  шли  двое  князей  Шуйских,  Иван  и  Василий,  боярин
Воронцов, князь Михаил Глинский и боярыня княгиня Мстиславская.
     Старую духовную грамоту великий князь сжег, как  мы  видели:  она  была
написана еще до развода с первою женою; новая, предсмертная, также не  дошла
до нас; дошел только договор Василия с братом Юрием, написанный совершенно в
старых формах, точно так же как был написан договор между ними еще при жизни
отца, Иоанна  III;  Юрий  по-прежнему  обязался  держать  племянника  Иоанна
старшим братом и господином. Из приведенного рассказа о кончине Василия ясно
можно усмотреть, однако, недоверчивость, которую питал великий князь к брату
Юрию и которая объясняется просьбою Яганова и взаимно объясняет ее.  Гораздо
дружественнее были отношения великого князя к  другому  брату,  Андрею;  это
могло зависеть как от характера Андрея, так преимущественно и от  того,  что
он был младший и при жизни Юрия  не  мог  и  не  имел  выгоды  предпринимать
что-нибудь  против  великого  князя  и  его  сына,  следовательно,  не   мог
возбуждать такой подозрительности, как старший, Юрий, которому труднее  было
отказаться от недавних прав дядей пред племянниками; мы знаем  о  неприятных
столкновениях великого князя с братьями Юрием,  Димитрием,  Семеном,  но  не
знаем ничего  о  неприятностях  с  Андреем.  Правление  Василия  обыкновенно
называют продолжением правления Иоаннова-отзыв справедливый в том смысле,  в
каком  правление  Иоанна  можно  назвать   продолжением   правления   князей
предшествовавших. Издавна одно предание, одни стремления и цели передавались
друг другу всеми князьями московскими и даже вообще всеми князьями  Северной
Руси; мало того,  что  эти  князья  имели  одинакие  цели,  они  употребляли
обыкновенно одинакие средства для  их  достижения.  Отсюда  все  эти  князья
поразительно похожи друг на друга, сливаются  в  один  образ,  являются  для
историка как один человек. Действительно ли было так, действительно  ли  все
они были так  похожи  друг  на  друга?  Ничто  не  мешает  нам  предполагать
основного родового сходства в  их  характерах:  кроме  кровной  передачи  на
образование  одинаких  характеров   имела   могущественное   влияние   самая
одинаковость положения, одинаковость среды, в которой  они  все  обращались,
под впечатлениями которой они вырастали и скреплялись. Для каждого из них  с
самого нежного возраста выдвигались на первый план одни и те  же,  немногие,
но важные  предметы,  на  которых  сосредоточивалось  всеобщее  внимание,  о
которых все говорило  и  при  обращении  с  которыми  издавна  употреблялись
одинакие  приемы;  в  этих  приемах  заключалась  единственная   наука   для
молодых-мудрость дедов и отцов, переходившая по завещанию. Мы замечаем,  что
родовое сходство резко выражается в  членах  тех  фамилий,  которые  сознают
важность своего общественного положения, стараются сохранить  эту  важность,
имеют известные, определенные нравственные и политические взгляды и  начала,
по которым стараются постоянно действовать. Итак, во всех князьях московских
могло быть общее родовое сходство в характерах; хотя, с другой  стороны,  мы
не имеем права отрицать  и  различия:  при  одинаковости  общих  взглядов  и
стремлений один князь мог при этих стремлениях  обнаружить  более  смысла  и