преемник  тех   знаменитых   подвижников,   которые   собственным   примером
поддерживали христианскую деятельность в областях  Московского  государства.
Нуждался  ли  крестьянин  в  семенах  для  посева,  терял   домашний   скот,
земледельческие орудия-приходил к Иосифу, и тот снабжал его всем нужным.  Во
время голода в  Волоколамской  области  поселяне  стекались  в  монастырь  к
Иосифу, который кормил около семисот человек  кроме  детей,  построил  подле
монастыря странноприимницу с церковию, велел здесь покоить больных,  кормить
бедных, поставил особого строителя. Когда  истощились  собственные  средства
монастыря, Иосиф делал займы и кормил бедных; увещевал и дмитровского  князя
Юрия Ивановича позаботиться о людях, страдавших  от  голода:  "Бога  ради  и
пречистой   богородицы,   пожалуй,   государь,   попекись   о   православном
христианстве, о  своем  отечестве,  подобно  древним  православным  царям  и
князьям, которые заботились о  своих  подданных  во  время  голода:  который
государь имел у себя много  хлеба,  раздавал  его  неимущим  или  приказывал
продавать недорого, устанавливал цену, поговоривши с боярами,  как  надобно,
полагал запрет страшный на ослушников, как и теперь сделал брат твой великий
князь Василий  Иванович  всея  Руси.  Если  ты  распорядишься  так  в  своем
государстве, то оживишь нищих людей, потому что уже многие теперь люди  мрут
с голоду, а, кроме тебя, некому этой беде пособить; никто  другой  не  может
ничего  сделать,  если  ты  не  позаботишься  и  не  установишь  цены  своим
государским повелением".
     Но одною этою деятельностью не мог ограничиться  Иосиф;  и  в  княжение
Василия он должен был вести сильную борьбу с своими врагами. Мы видели,  что
при Иоанне III, во время борьбы с ересью жидовствующих, Иосиф,  провозглашая
необходимость строгих мер против еретиков, навлек на себя ненависть многих и
сильных людей. Вопрос об этих мерах продолжался и  при  Василии:  противники
их, в челе которых  находился  инок  Вассиан  Косой,  т.  е.  князь  Василий
Патрикеев, начали опять настаивать, что кающихся еретиков  должно  выпустить
из заточения; Иосиф твердо стоял  при  прежнем  своем  мнении  и,  выставляя
примеры строгости к виновным из Ветхого и  Нового  заветов,  писал  великому
князю: "Молим тебя, государь, чтоб ты своим царским судом искоренил тот злой
плевел еретический вконец". Старцы Кириллова и всех  вологодских  монастырей
написали  колкое   опровержение   этому   мнению,   и   церковные   историки
догадываются, что опровержение  написано  Вассианом.  Великий  князь  принял
мнение Иосифа; однако  враги  последнего  не  были  низложены  окончательно;
Вассиан переехал в Москву, приблизился опять ко двору и действовал иногда  с
успехом против Иосифа.
     Вассиан, по свидетельству одного из современников, враждовал  много  на
Иосифа и хотел  разорить  монастырь  его.  Вассиан  хотел  этого  вследствие
старинной  борьбы,  вследствие  противоположности   убеждений;   по   другим
побуждениям хотел разорить Иосифов монастырь удельный князь Федор  Борисович
волоколамский. Но пусть сам Иосиф  расскажет  нам  о  притеснениях,  которые
монастырь его терпел от удельного  князя:  "Князь  Федор  Борисович  во  все
вступается: что бог пошлет нам, в том  воли  не  дает;  иное  даром  просит,
другое в полцены  берет;  если  его  не  послушаем,  то  хочет  кнутом  бить
чернецов, а на меня  бранится.  И  мы  боялись  его,  давали  ему  все,  что
благочестивые люди дарили монастырю, - коней, доспехи, платье; но он захотел
еще денег и начал  присылать  за  ними-мы  ему  послали  шестьдесят  рублей;
прислал просить еще-послали еще сорок рублей, и эти деньги уже десять лет за
ним; мы вздумали было послать попросить их  назад,  а  он  нашего  посланца,
монаха Герасима Черного, хотел кнутом высечь да денег не отдал. Все, что  ни
пришлют на милостыню или на помин по усопших, все хочет, чтоб у  него  было;
прислал князь Семен Бельский полтораста коп грошей  на  помин  родителей,  и
князь Федор сейчас же прислал к  нам  просить  этих  грошей;  купили  мы  на
полтораста рублей жемчугу на ризы и  на  епитрахиль-и  князь  Федор  прислал
жемчугу просить. К чернецам нашим подсылал говорить: "Которые из  них  хотят
идти от Иосифа в мою отчину, тех берусь покоить; а которые не хотят и заодно
с Иосифом, от тех оборонюсь; голову Павла если не изобью кнутом, то не  буду
я сын князя  Бориса  Васильевича".  И  вот  некоторые  чернецы  побежали  из
монастыря. Увидавши, что князь Федор решился  разорить  монастырь,  я  хотел
было уже бежать из него и объявил  об  этом  братии;  но  братия  стала  мне
говорить: "Бог взыщет на твоей душе,  если  церковь  Пречистыя  и  монастырь
будут пусты, потому что монастырь Пречистая устроила, а не князь  Федор;  мы
отдали все имение свое Пречистой да тебе в надежде, что будешь  нас  покоить
до смерти, а по смерти поминать; сколько было у нас силы, и мы ее истощили в
монастырских работах; а теперь, как нет больше ни имения,  ни  сил,  ты  нас
хочешь покинуть! Тебе известно, что нам у князя Федора жить нельзя, он и при
тебе нас хочет грабить и кнутом бить; знаешь сам хорошо, как князь Федор  на
Возмище, в Селижарове и в Левкиеве  монастыре  не  оставил  ничего  денег  в
казне, и  у  нас  ничего  же  не  оставит;  но  в  тех  монастырях  чернецы,
постригаясь, оставляют имение при себе  и  тем  живут;  а  мы,  постригшись,
отдали все Пречистой да тебе". Я побоялся осуждения  от  бога  и  не  посмел
покинуть монастырь, предать его на расхищение. Мы били челом самым сильным у
князя людям, чтоб просили его жаловать нас, а не грабить; но  они  отвечали:
волен государь в своих монастырях: хочет жалует, хочет грабит. Тогда  я  бил
челом государю православному  самодержцу  великому  князю  всея  Руси,  чтоб
пожаловал монастырь Пречистыя, избавил  от  насильств  князя  Федора;  а  не
пожалует государь, то всем пойти  розно,  и  монастырю  запустеть.  Государь
князь великий не просто дело сделал, думал с князьями и боярами и,  поговоря
с преосвященным Симоном  митрополитом  и  со  всем  освященным  собором,  по
благословению и по совету всех их монастырь и меня грешного с братиею взял в
великое свое государство и не велел князю Федору ни во что вступаться. После
этого жили мы в покое и в тишине два года".  По  прошествии  этих  двух  лет
гроза поднялась снова, потому что князь Федор не хотел отказаться от надежды
получить в свои руки опять Иосифов монастырь; с тремя приближенными  к  себе
людьми он придумал, что нет для этого другого средства, как действовать чрез
архиепископа новгородского, к епархии которого, по старинному  политическому
разделению, принадлежала Волоколамская область; и  вот  по  внушениям  князя
Федора новгородский владыка  Серапион  послал  на  Иосифа  отлучительную  от
священства грамоту в самый великий  пост.  Поступок  этот  произвел  сильное
волнение; при дворе волоцкого князя торжествовали, начали говорить: "Достали
мы Иосифов монастырь: владыка наш замел не одним Иосифом, замел и  Москвою".
Но в Москве  спешили  показать,  что  ее  трудно  замести  уделом:  Серапион
новгородский был  вызван  в  Москву,  лишен  епархии  и  сослан  в  Троицкий
монастырь за то, что без обсылки с великим  князем  и  митрополитом  отлучил
Иосифа, который перешел от волоцкого князя  по  согласию  великого  князя  и
митрополита. Дело это произвело сильное впечатление, стало предметом толков;
у Иосифа было много врагов, и ему дали знать,  что  на  Москве  многие  люди
говорят: лучше было бы Иосифу оставить монастырь и  пойти  прочь,  чем  бить
челом великому князю; вследствие этого Иосиф счел за нужное написать длинное