народом Владиславу, подозрительна: не  хотят  ли  москвичи  только  выиграть
время? От этой присяги для Польши больше вреда, чем пользы, потому  что  для
неверного надобно оставить осаду Смоленска, покинуть надежду на приобретение
областей Смоленской и Северской, и все это будет соединено с страшным вредом
и позором,  если  москвичи  обманут  Владислава.  Гораздо  лучше  продолжать
начатое, не выпускать из рук того, что уже в руках, и, взявши свое, вести  с
торжеством Владислава в Москву. Требовавшие выполнения гетманского  договора
с Москвою представляли: король обещал, гетман с войском  присягнули;  нельзя
сделать клятвопреступниками короля, гетмана и целое войско. Народ московский
без государя быть не привык: если им не дать королевича, ими избранного, то,
разрешенные этим от присяги, они обратятся к другому и упорно  будут  стоять
против нас, видя наше клятвопреступление. Силою этой войны нам  не  кончить,
потому что у нас нет достаточных для того средств; если же войны не окончим,
то беда с двух сторон, от Москвы и от своих; от  Москвы,  ибо  изберет  себе
чужого  государя,  от  своих,  потому  что  начнутся  воинские  конфедерации
вследствие неуплаты жалованья; заплатить им из  Польши  трудно,  потому  что
казны нет, а королю надобно прежде всего заботиться о своей славе, ибо  если
славу потеряет, то все потеряет и у своих, и у чужих. Война  не  может  идти
хорошо, потому что не только нет средств продолжать ее,  но  нет  средств  и
долгу заплатить; ратные люди в отчаянии двинутся в Польшу  за  жалованьем  -
отсюда ненависть к королю войска, ненависть шляхты, наконец,  возмущение,  и
тогда уже дело пойдет о жизни и царстве. Если же королевич будет отправлен в
Москву, то будет у нас спокойное  соседство,  легко  могут  быть  возвращены
Лифляндия и Швеция, да и от татар будет меньше вреда; большая  часть  шляхты
могла бы испоместиться в Москве, вследствие чего Речь  Посполитая  могла  бы
быть безопаснее от бунтов, ибо причина восстания - бедность граждан. Король,
давши Москве сына, приобретет себе вечную славу у своих и чужих. Если,  чего
не дай бог, приключится смерть королю и выбор  другого  сына  его  в  короли
встретит препятствия, то старший брат, царь московский, поможет ему.
   Противники возражали: государь молодой, еще ребенок, не  может  управлять
без руководителей, которыми должны быть  или  поляки,  или  москвитяне,  или
смешано из  того  и  другого  народа.  Если  назначить  поляков,  москвитяне
оскорбятся, ибо народ московский иностранцев не терпит, это  показал  он  на
Димитрии, погубив его за  то,  что  допускал  иностранцев  к  делам  тайным.
Вверить королевича московским воспитателям - трудно, во-первых, уже  потому,
что там нет таких людей, которые бы умели воспитывать государя как  следует:
если станут  воспитывать  его  в  своих  обычаях,  то  погрузят  в  грубость
государя, подающего такие надежды. Воспитателями,  разумеется,  должны  быть
люди самые  знатные,  но  они  на  таком  месте  не  бывали,  где  бы  могли
пользоваться коротким обхождением с государем (государей своих они чтут, как
божество); короткое обращение и молодость  государя,  участие,  которое  они
будут иметь в правлении, породят в них презрение ко власти  царской,  станут
друг с другом ссориться, и тот, кто осилит всех других  начнет  замышлять  и
против государя; примеров тому  много,  не  у  варваров,  а  в  образованных
государствах,  ибо  честолюбие  сдержать  трудно,   зло   это   вкрадывается
мало-помалу, особенно когда судьба благоприятствует, а народ московский  еще
к этому очень склонен, потому что очень горд и завистлив.  Прежние  государи
сдерживали это в нем страхом, но молодой государь сдержать не сможет. Потом,
кого выбрать в воспитатели? Надобно ведь узнать  добрые  свойства  и  обычаи
человека, прежде чем допустить его до такого места, и кто его  узнает?  Сами
друг другу будут мешать, друг друга чернить, потому что если при  встрече  и
поклонах обнаруживают такое смешное соперничество, то что же будет  в  таком
важном случае? Соединить  поляков  с  москвитянами?  Но  чтоб  они  ужились,
потребно содействие духа святого, потребны люди с умереннейшими характерами.
При молодом  государе  сейчас  между  ними  возникнет  соперничество:  одни,
приверженные к отцу и к  нему  самому,  будут  советовать  ему  только  одно
доброе, но другие будут только угождать, льстить молодому человеку для своих
выгод, одна особенная милость божия может сделать, что он им  не  поддастся.
Согласия между польскими  и  московскими  воспитателями  быть  не  может  по
причине различия нравов. Настоящее состояние Московского государства требует
человека, который бы  оборонил  его  от  врагов  внешних,  усмирил  волнения
внутренние, каждого возвратил в прежнее состояние, потому что если в больном
государственном теле смешавшиеся соки не возвратятся каждый в свое место, то
болезнь возвратится снова: молодой человек этого сделать  не  может,  а  без
этого жизнь и власть его будут в  опасности.  Простой  народ  там  поднялся,
встал на панов, чуть не всю власть в  руках  держит.  Бояре,  вожди  народа,
употребляют  его  как  орудие  для  своих  честолюбивых  целей.  Их  надобно
укротить, потому что без этого надобно  каждую  минуту  опасаться  волнения,
многоглавый зверь может быть укрощен только мечом.  Дитя  этого  сделать  не
может,  а  если  сделает  по  чьему-нибудь  внушению,  то  возбудит  сильное
волнение; притом же государя молодого опасно приучать к  крови.  Попы  имеют
огромное значение, они главы народных движений, с ними и  у  старика  голова
закружится, с ними надобно покончить, в противном случае  яд  останется  без
лекарства; государь не может быть в таком случае безопасен, а  охранять  его
могут только поляки, которых если будет не много, то не  защитят,  а  скорее
погубят. Большого войска держать при себе они не допустят, да и что будет за
жизнь  государю  беспрестанно  в  стане,  в  беспокойствах.  Избранию  их  и
крестному целованию верить нельзя. Если  бы  его  по  желанию  и  по  долгом
размышлении выбрали, то можно было бы надеяться,  что  добровольно  выбрали,
добровольно будут служить, ибо любовь подданных - основа  правительства.  Но
этого ничего нет, только маска да слово добровольного избрания; нужда служит
причиною привязанности; какое тут вольное избрание, когда стоят с саблею над
головою? Пристойным именем только необходимость прикрыли, ибо если королевич
им так сильно полюбился, то зачем не выбирали его прежде, пока были в силах?
Зачем против гетмана шли, за Шуйского умирали? На отца везде искали  помощи,
клятвопреступником его называли, говорили, что нарушил клятву им и  государю
их. Хорошее доказательство доброго расположения!  Не  любовь  была  причиною
избрания королевича, а необходимость, ибо когда тонешь, то рад, если и самый
злой враг протянет руку. Из условий избрания легко  видеть,  что  о  нас  не
думали; в  двух  из  них  обнаружили  свое  нерасположение:  чтоб  королевич
крестился в греческую веру и чтоб полякам не давать пограничных  мест.  Если
креститься християнину велят, то, значит, за християнина его не  считают,  а
какое расположение можно  иметь  к  нехристиянину?  Говорят,  что  королевич
окрестится: хорошо же думают они о  своем  кандидате,  что  за  кусок  хлеба
согласится быть отступником и быть в поругании  у  всех  народов  и  у  них.
Говорят, что это условие патриарх внес, тем хуже. Полякам ничего  не  давать
на границах, но для чего их бояться? И можно ли того любить, кого опасаемся?
Для чего испомещать их внутри государства? Не верят им, а царем кого  берут?
Королевича польского? Крестному  целованию  их  верить,  но  надобно  прежде
посмотреть, что с другими государями делалось: разве Иван не  от  яду  умер?