начале осады.
   25) С Иваном Никитиным Салтыковым через кого сносился? Ответ. Не сносился
ни через кого; а когда Салтыков королю  изменил,  то  присылал  грамоту,  на
которую дан был ответ с ведома архиепископа.
   26) У первого самозванца, Гришки Отрепьева, чем был и  в  какой  милости?
Ответ. Был я в Новгороде Северском по  приказу  царя  Бориса;  когда  другие
поклонились Гришке, то и я поклонился; сначала он на меня сердит был,  потом
стал ласков, звал на службу; при смерти его я не был.
   27) Когда начал сноситься с цариком калужским и что это были за сношения?
Ответ. Я с самозванцем никакой ссылки не имел; раз присылал он Ивана  Зубова
в Смоленск с длинною грамотою, в которой  всю  библию  и  псалтырь  выписал,
уговаривая, чтоб смольняне ему поддались, воеводу своего свергнули, посадили
на его место Зубова, прислали к нему в Тушино всю казну, а купцы прислали бы
к нему все свои товары: когда сядет в Москве, то за все заплатит.  Смольняне
вместо воеводства посадили Зубова в тюрьму.
   После пытки Шеина  отправили  в  Литву,  где  держали  сначала  в  тесном
заключении, в оковах;  семейство  воеводы  было  поделено  между  королем  и
Сапегою; сына взял себе Сигизмунд, жену и дочь - Сапега;  радость  о  взятии
Смоленска была неописанная в Литве и Польше; король говорил благодарственную
речь рыцарству, главная мысль которой заключалась в следующем:  "Одолели  вы
упорного неприятеля, одолели не тем, что поморили его  голодом,  но  одолели
своими подвигами; упорные сердца мужеством победили упорным". Скарга говорил
проповедь: "Прежде всего радуемся тому,  что  господь  бог  указует  путь  к
расширению своей церкви и правды католической, к спасению душ людских. Народ
этот, в старый раскол с церковию божиею погруженный, утратил  правду  божию,
впал в суеверие и в грехи, на небо вопиющие; на  него  напала  такая  глупая
гордость, что на латинов смотрел как на поганых, как на жидов и неверных,  а
господь бог бедствиями и унижениями  приводит  его  к  сознанию  заблуждений
своих". Знаменитый проповедник не счел за нужное позаботиться о  том,  чтобы
факты, им приводимые, были хотя сколько-нибудь верны; так, например, по  его
словам, патриарх Гермоген, не желая присягать Владиславу, призывал на помощь
Скопина, но Скопина  свои  отравляют;  патриарх  призывает  Лжедимитрия,  но
последний, когда уже сбирался под Москву, убит своими и т.д.
   Вместо того чтоб  тотчас  по  взятии  Смоленска  идти  к  Москве,  король
принужден был распустить войско и отправиться на сейм  в  Варшаву.  Здесь  в
упоении торжества думали, что взятием Смоленска все кончено, забыли,  что  в
Москве  горсть  поляков   осаждена   многочисленным   неприятелем;   спешили
насладиться  зрелищем  торжественного  въезда  в   Варшаву   пленного   царя
московского. 29 октября 1611 года Жолкевский с  некоторыми  панами,  послами
земскими, с двором и служилым рыцарством своим ехал Краковским предместьем в
замок королевский; за ним ехала открытая карета, запряженная в 6 лошадей,  в
карете сидел сверженный царь московский, Василий, в белой парчовой ферязи, в
меховой шапке: это был седой старик, не очень высокого роста, круглолицый, с
длинным и немного горбатым носом, большим ртом, большою бородою; смотрел  он
исподлобия и сурово; перед ним сидели два брата его, а в  середке  у  них  -
пристав. Когда всех троих Шуйских поставили  перед  королем,  то  они  низко
поклонились,  держа  в  руках  шапки.  Жолкевский  начал  длинную   речь   о
изменчивости счастья, прославлял мужество  короля,  указывал  на  плоды  его
подвигов - взятие Смоленска и Москвы,  распространился  о  могуществе  царей
московских, из которых последний стоял теперь перед королем и бил челом. Тут
Василий Шуйский, низко наклонивши голову, дотронулся правою рукою до земли и
потом поцеловал эту руку, второй брат, Дмитрий, ударил челом до самой земли,
третий брат, Иван, трижды бил челом и плакал. Гетман продолжал, что  вручает
Шуйских королю не как  пленников,  но  для  примера  счастья  человеческого,
просил оказать им ласку, причем все Шуйские опять молча  били  челом.  Когда
гетман окончил речь, Шуйских допустили к руке королевской. Было это  зрелище
великое, удивление и жалость производящее, говорят современники; но в  толпе
панов радных послышались голоса, которые  требовали  не  жалости,  но  мести
Шуйскому, как виновнику смерти многих поляков; раздался голос  Юрия  Мнишка,
который требовал мести за дочь свою. Шуйских заключили в замке Гостынском, в
нескольких милях от Варшавы.
   Какой-то Юрий Потемкин  привез  в  стан  под  Москву  известие  о  взятии
Смоленска; но бояре, Мстиславский с товарищами, получили эту весть прямо  от
короля. Король писал, что одною из причин, побудивших  его  взять  Смоленск,
была измена дворян Смоленского уезда, отставших от королевского дела  вместе
с  Иваном  Никитичем  Салтыковым.  Король  послал  Салтыкова  с  смоленскими
дворянами в Дорогобуж, эти дворяне начали советоваться, как  бы  отъехать  в
московские полки, но один из них донес об их умысле Сигизмунду; должно быть,
тут же был обнесен и Салтыков, но после он успел оправдаться пред королем  и
вошел к нему в прежнюю милость.
   Бояре, называя себя верными подданными короля, отвечали, что они, слыша о
погибели многих невинных христианских душ, простых людей, жен  и  младенцев,
бедно со света сего сошедших за непокорство  Шеина  и  других  лихих  людей,
поскорбели о них христианским обычаем и братскою любовию, как о братьи своей
единокровной: "О том же, что  вам,  великим  государям,  над  непослушниками
вашими подал бог победу  и  одоленье  богу  хвалу  воздаем  и  вас,  великих
государей, на ваших преславных и прибылых государствах  поздравляем".  Бояре
извещают короля, что новгородцы Новгорода Великого за  его  государское  имя
мучили на пытках боярина Ивана Михайловича Салтыкова и, мучив,  посадили  на
кол. Мы видели, что новгородцы сами извещали воевод восставшего ополчения  о
посажении Салтыкова в тюрьму; летописец сообщает подробности: Салтыков отнял
у шведов Ладогу, оттуда прямо хотел  идти  к  Москве,  потому  что  опасался
враждебного расположения жителей  новгородских.  Последние  послали  просить
его, чтоб возвратился к ним в Новгород, и целовали крест, что не сделают ему
ничего дурного. Салтыков поверил и возвратился, но  спустя  немного  времени
новгородцы забыли клятву, схватили его  и,  не  удовольствовавшись  тюремным
заключением, подвергнули пытке; тщетно Салтыков клялся, что у него  не  было
никакой мысли против Московского государства, тщетно обещал, что  если  отец
его придет с литовскими людьми, то он и  против  него  станет  биться:  сыну
Салтыкова не поверили, и он страшною смертию поплатился за  поведение  отца.
Говорят, что заводчиком дела был дьяк Семен Самсонов. Бояре уведомляли также
Сигизмунда, что они много раз писали к  восставшему  ополчению  с  увещанием
обратиться: "Но  те  воры  от  воровства  своего  не  перестают  и  к  вашей
государской милости не обращаются, наших  грамот  и  приказу  ни  в  чем  не
слушают, нас укоряют и бесчестят всякими непригожими речами, похваляются  на
нас лютыми позорными смертями и людей наших, которые у нас по городам, мучат
злыми смертями и пытками, поместья  и  вотчины  наши  роздали  и  разоряют".
Наконец, уведомляют о сношениях восставшего  ополчения  с  шведским  королем
насчет избрания одного из его  сыновей  в  государи  московские.  По  словам
летописца, начальники ополчения начали думать, что без государя быть нельзя,