свою власть. (6) Ведь он не захотел бы с первых дней своей власти прослыть
столь жестоким, если бы необходимость не заставила его прибегнуть к этому
безжалостному убийству. (7) Итак, рассказано о Каре, рассказано также о
Нумериане; остается у нас еще Карин.

XVI. (1) Это был человек, обесславленный в большей степени, чем кто-либо
другой, прелюбодей, часто развращавший молодежь (стыдно говорить о том, что
пишет в своем сочинении Онезим), да и сам дурно пользовавшийся свойствами
своего пола. (2) Когда отец, назначив его управлять Галлиями, Италией,
Иллириком и Африкой и наделив его властью Цезаря, но с правом делать все,
что делают Августы, оставил его, он запятнал себя неслыханными пороками и
покрыл невероятным позором. (3) Лучших друзей он сослал, а всех самых
скверных людей выделял и держал при себе; префектом Рима он сделал одного
из своих привратников31 - ничего хуже этого человека нельзя ни представить
себе, ни назвать. (4) Префекта претория, который был у него, он убил. (5)
На его место он назначил Матрониана, старого сводника, одного из
письмоводителей, который был всегда его поверенным и помощником его блуда и
разврата. Против воли отца Карин стал консулом32. (6) Сенату он писал
высокомерные письма. Римской черни, словно римскому народу, он обещал
достояние сенаторов. (7) Он вступил в брак и развелся последовательно с
девятью женами33; большинство их от отверг, когда он были беременными.
Дворец он наполнил мимами, блудницами, пантомимами, певцами и сводниками.
(8) Ему настолько скучно было составлять заключения, что он посадил писать
их какого-то грязного бездельника, с которым он всегда забавлялся в полдень
и часто бранил, что тот очень хорошо подделывает его руку.

XVII. (1) Он носил драгоценные камни на башмаках34, у него не было ни одной
застежки без драгоценных камней, его перевязи часто бывали богато украшены
драгоценными камнями. Словом, многие называли его царем Иллирика. (2) Он
никогда не выходил навстречу префектам и консулам. Зато он оказывал очень
большое уважение людям бесчестным и всегда приглашал их на свои пиры. (3)
Часто у него на пирах подавалось по сто фунтов птичьего мяса, сто фунтов
рыбы и тысяча фунтов всякого другого мяса. Вина лилось у него очень много.
Он утопал в море фруктов и дынь. Столовые и спальни он устилал
медиоланскими розами. (4) Он принимал такие холодные ванны, какие
обыкновенно бывают в помещениях под резервуаром для холодной воды, если в
нем всегда держат снег. (5) Однажды он прибыл в зимнее время в какое-то
место, где вода в источниках была очень теплой, как это обычно по
естественным причинам бывает зимой; выкупавшись в ней в водоеме, он,
говорят, сказал прислуживавшим при купании: "Вы приготовили мне женскую
воду", и это его слово приобрело наибольшую славу. (6) Отец его слышал о
том, что он делает, и восклицал: "Это не мой сын!". Наконец, он решил
поставить на его место Констанция, который впоследствии стал Цезарем, а в
то время управлял в качестве наместника Далмацией, в те времена не было
лучшего человека. Карина же, как говорит Онезим, он решил убить35. (7) Было
бы очень долго рассказывать об излишествах, которым предавался Карин. Кто
хочет узнать все подробности, пусть прочтет также Фульвия Асприана, который
с нудной обстоятельностью излагает все его дела.

XVIII. (1) Узнав о том, что его отец убит молнией, а брат умерщвлен рукой
тестя, что Диоклетиан провозглашен Августом, он предался еще большим
порокам и преступлениям, словно смерть его близких освободила его от узды,
налагаемой семейными привязанностями. (2) Однако он проявил силу духа,
добиваясь для себя императорской власти. В самом деле, он дал ряд сражений
Диоклетиану, но в последней битве, которая происходила под Маргом, он был
побежден и пал. (3) Таков был конец трех государей - Кара, Нумериана и
Карина. После них боги дали нам государями Диоклетиана и Максимиана,
присоединив к столь великим мужам Галерия и Констанция36, из которых один
был рожден для того, чтобы смыть пятно позора, полученное нами вследствие
пленения Валериана, а другой - чтобы вернуть Галлии под власть римских
законов. (4) Эти четверо государей всего мира - храбрые, мудрые,
милостивые, очень благородные, одинаково мыслившие о государстве,
относившиеся с чрезвычайным почтением к римскому сенату, умеренные, друзья
народа, совершенно безупречные, почтенные, набожные, - такие государи,
каких мы всегда себе просили. (5) Их жизнь описал в отдельных книгах
Клавдий Евстений, бывший секретарем у Диоклетиана. Я сказал об этом для
того, чтобы никто не требовал от меня столь большого дела, тем более что
даже о жизни здравствующих государей нельзя рассказать, не вызывая
осуждения.

XIX. (1) Правление Кара, Карина и Нумериана было особенно замечательно тем,
что они дали римскому народу игры, дополненные невиданными зрелищами37; мы
видели изображения последних по всему портику конюшен на Палатине38. (2)
Кар выпустил и канатного плясуна, который в своих котурнах как бы носился
по воздуху39, и стенохода, который бегал по стене, раздразнив медведя, и
медведей, дававших мимическое представление, также сто трубачей, которьхе
играли все сразу, сто горнистов, сто флейтистов-аккомпаниаторов и сто
солистов, тысячу пантомимов и гимнастов, кроме того, театральную машину, от
пламени которой сгорела сцена, последнюю Диоклетиан отстроил потом более
роскошно. (3) Кроме того, он отовсюду собрал мимов. Он показал и сарматские
игры40 - ничего не может быть приятнее их. Показал он и миф о Циклопе.
Греческим искусникам, гимнастам, актерам и музыкантам было подарено золото
и серебро, была подарена и шелковая одежда.

XX. (1) Насколько все это нравится народу, не знаю, но в глазах хороших
государей все это не имеет никакого значения. (2) Передают одно
высказывание Диоклетиана: когда один из служащих расходной кассы, восхваляя
зрелища, устроенные Каром, сказал, что эти государи приобрели расположение
народа благодаря театральным представлениям и цирковым играм, Диоклетиан
заметил: "Значит, над Каром здорово смеялись, когда он был императором".
(3) В сущности, когда сам Диоклетиан, созвав все племена, давал игры, то
щедрость его была очень расчетливой: он говорил при этом, что игры должны
быть чистыми, когда зрителем является цензор. (4) Пусть это место прочтет
Юний Мессала, которого я осмеливаюсь открыто осуждать. Свое состояние он
отдал актерам, отняв его у наследников, тунику матери отдал мимистке, а
плащ отца - миму, и правильно, если бы еще пурпурный золоченый греческий
плащ его бабки носил, как платье со шлейфом, трагический актер. (5) Еще и
сейчас на греческом плаще, окрашенном фиолетовым и тирским пурпуром,
которым, как военной добычей, унесенной из знатнейшего дома, гордится
какой-то флейтист, можно прочитать имя жены Мессалы. Что сказать о