"подстрекательские  листки  Марата"! Не раз  вследствие  поданной  жалобы  и
возникшего   волнения   постановлялось,   что   нельзя   одновременно   быть
законодателем  и  издателем  газеты,  что  нужно   выбирать  ту  или  другую
функцию5.  Но  и  это  -  что  в самом  деле мало  помогло  бы  -
отменяется или обходится и остается только благочестивым пожеланием.
     Между  тем  посмотрите,  вы,  национальные  представители,  ведь  между
друзьями порядка и друзьями свободы всюду царят раздражение и соперничество,
заражающие лихорадкой  всю Республику!  Департаменты, провинциальные  города
возбуждены против столицы; богатые  против  бедных,  люди  в  кюлотах против
санкюлотов; человек против человека.  Из  южных  городов  приходят воззвания
почти обвинительного характера, потому что Париж  долго подвергался газетной
клевете.  Бордо  с пафосом  требует  законности и порядочности, подразумевая
жирондистов. Марсель,  также с пафосом, требует того же. Из Марселя приходят
даже  два  воззвания:  одно  жирондистское,  другое  якобинско-санкюлотское.
Пылкий  Ребекки,  заболевший от  работы  в  Конвенте,  уступил  место своему
заместителю и  уехал домой,  где  тоже, при таких раздорах, много работы, от
которой можно заболеть.
     Лион,  город  капиталистов  и  аристократов,  находится  в  еще  худшем
состоянии, он почти взбунтовался. Городской советник Шальебуквально до кинжалов  в споре  с  мэром Нивьер-Шолем,  moderatin, одним  из
умеренных,  может быть, аристократических,  роялистских  или  федералистских
мэров!  Шалье,  совершивший  паломничество в Париж  "посмотреть на  Марата и
Гору", воспламенился  от священной урны,  ибо 6 февраля  история  или  молва
видела,  как  он  взывал  к  своим  лионским  братьям-якобинцам,  совершенно
трансцендентальным  образом, с  обнаженным  кинжалом в  руке;  он  советовал
(говорят)  простой  сентябрьский  способ,  так  как  терпение  истощилось  и
братья-якобинцы  должны бы сами, без подсказки,  приняться за гильотину! Его
можно  еще видеть на  рисунках:  он  стоит на столе,  вытянув ногу,  изогнув
корпус, лысый, с грубым, разъяренным лицом пса, покатым лбом, вылезающими из
орбит глазами,  в  мощной  правой руке  поднятый  кинжал  или  кавалерийский
пистолет,  как  изображают  некоторые; внизу,  вокруг  него,  пылают  другие
собачьи лица; это человек, который вряд  ли  хорошо кончит! Однако гильотина
не была тут же поставлена "на мосту Сен-Клер" или где-нибудь в другом месте,
а  продолжала  ржаветь  на своем чердаке6.  Нивьер-Шоль явился  с
войсками,  бестолково  громыхнул  пушками,  и  "девятьсот   заключенных"  не
получили ни щелчка. Вот как беспокоен стал  Лион с его громыхающими пушками.
Туда немедленно нужно отправить комиссаров  Конвента:  удастся ли им  внести
успокоение и оставить гильотину на чердаке?
     
     Наконец,  обратите внимание,  что при таких  безумных раздорах в  южных
городах и во Франции вообще едва ли предательский  класс тайных роялистов не
притаился, едва ли он  не  начеку и  не  выжидает, готовый напасть в удобную
минуту. Вдобавок  все еще нет ни хлеба, ни  мыла; патриотки распродают сахар
по справедливой цене 22 су за фунт! Граждане-представители, было бы поистине
очень  хорошо,  чтобы  ваши  споры  кончились  и  началось  царство  полного
благополучия.

        "Глава третья. ПОЛОЖЕНИЕ ОБОСТРЯЕТСЯ"

     Вообще нельзя сказать, чтобы жирондисты изменяли себе, насколько  у них
хватает  доброй воли. Они усердно  бьют в уязвимые места Горы из принципа, а
также из иезуитства.
     Кроме сентябрьских избиений, которые  теперь можно мало  использовать -
разве лишь погорячиться,  мы  замечаем два  больных места,  от  которых Гора
часто  страдает,  -  это  Марат  и  Эгалите.  Неопрятный   Марат   постоянно
подвергается нападкам и  лично, и  за  Гору;  его  представляют Франции  как
грязное, кровожадное  чудовище, подстрекавшее к грабежу лавок, и слава этого
дела  пусть падает на  Гору! Гора не в духе и ропщет: что ей  делать  с этим
"образцом  патриотизма",  как  признавать  или как не  признавать  его?  Что
касается самого Марата, то он, с его навязчивой идеей,  неуязвим  для  таких
вещей;  значение  Друга  Народа  даже  заметно  растет,  по  мере  того  как
поднимается дружественный ему народ. Теперь уже не кричат, когда он начинает
говорить, иногда даже рукоплещут, и это поощрение придает ему уверенность. В
тот день,  когда  жирондисты  предложили издать декрет  о  предании его суду
(decreter  d'accusation,  как  они  выражаются)  за  февральскую  статью   о
"повешении  одного  или  двух   скупщиков  на  дверных  притолоках"предложил издать "декрет о признании их сумасшедшими" и, сходя по ступенькам
трибуны  Конвента,  произнес  в  высшей степени  непарламентские слова: "Les
cochons,  les  imbeciles"  (свиньи,  болваны).  Он  часто выкаркивает  едкие
сарказмы, потому  что у него действительно жесткий, шершавый язык и глубокое
презрение  к  изящной внешности,  а  один  или  два  раза  он даже  смеется,
"разражается хохотом" (rit  aux eclats)  над  аристократическими замашками и
утонченными  манерами  жирондистов,  "этих   государственных  мужей",  с  их
педантизмом, правдоподобными рассуждениями и трусостью. "Два года, - говорит
он, - вы  хныкали о нападениях, заговорах и опасностях со  стороны Парижа, а
ведь  не можете показать  на  себе  ни одной  царапины"7.  Дантон
изредка  сердито  пробирает  его,  но  Марат остается  по-прежнему  образцом
патриотизма, которого нельзя ни признать, ни отвергнуть!
     покушению  на   национальное   представительство",   предстал   перед  судом
Революционного трибунала. Он был направлен туда декретом, принятым 12 апреля
1793 г.  большинством  в  226  голосов  против  93  при  огромном  числе  не
участвовавших в голосовании.

     Второе больное место  Горы -  это ненормальный монсеньер Эгалите, принц
Орлеанский. Посмотрите на этих  людей,  говорит  Жиронда, с  бывшим  принцем
Бурбонским в их среде: это  креатуры партии  орлеанистов; они  хотят сделать
Филиппа королем; не успели гильотинировать одного  короля, как на  его место
готов  уже другой! Из  принципа и из иезуитства жирондисты  предложили -Бюзо
предлагал  уже давно, - чтобы весь клан Бурбонов был  изгнан  с  французской
земли  и этот принц Эгалите вместе  с  другими.  Предложения  эти производят
известное впечатление  на  публику,  и  Гора  в смущении  и  не  знает,  как
противостоять им.
     А что  делать самому бедному ОрлеануЭгалите? Ведь можно пожалеть даже и
его?  Не  признаваемый  ни одной  партией, всеми  отвергаемый  и  бестолково
толкаемый  туда и  сюда,  в  каком  уголке природы  может он  теперь обрести
пристанище  с некоторыми видами на успех? Осуществимой надежды  для  него не
остается;  неосуществимая надежда  с бледным сомнительным  сиянием может еще
появляться  из  лагеря  Дюмурье,  но  скорее  запутывая,  чем  подбодряя или